Содержание:
Завещание Ленина
Жизнь писателя Варлама Шаламова была полна суровых испытаний и лишений. Он умер в безвестности в 1982 году, печатать в России его стали уже после смерти.
Автор «Колымских рассказов» и многих других произведений 17 лет провел в страшных лагерях ГУЛАГа на Колыме. В 1929 году Варлам Тихонович получил срок за распространение письма Ленина, в котором тот подверг критике Сталина. В наше время это письмо называют «завещанием Ленина»…
«Завещание Ленина»: весь ужас ГУЛАГа в 12 сериях
На канале «Россия» начинается показ фильма «Завещание Ленина». Он снят по «Колымским рассказам» Варлама Шаламова, который сам почти 20 лет провел в лагерях.
Те, кто снимал «Завещание» получили сразу несколько престижных премий. Среди них — «Золотой Орел», «Ника».
Сериал «Завещание Ленина» стал телевизионным событием сезона уже в июне 2007 года. Академики ТЭФИ назвали тогда его лучшим художественным телефильмом года. Показанный на телеканале «Россия», он стал первым фильмом, снятым по произведениям Варлама Шаламова.
Два года спустя, 12-серийная лента, которую называют приговором эпохе, снова в телеэфире.
«Это не то, что покаяние. Это осмысление того времени, в котором жили отцы и деды. Его не было. И я до сих пор не чувствую, что мы четко и зорко рассмотрели свою историю», — признаётся режиссёр фильма Николай Досталь.
Этот фильм, приуроченный к 100-летию писателя, снимали с предельной документальностью. Перед съемками создатели побывали в Музее ГУЛАГа, где изучали предметы нехитрого колымского быта. Лагерные бараки с нарами воссоздавали по рисункам заключенных. Достоверность получилась пугающей, признавался, сыгравший молодого Шаламова, актер Владимир Капустин.
«Пока ставили свет, я лежал и думал: вот так неделю — и не выдержу!» – вспоминает заслуженный артист России Владимир Капустин.
В основу телевизионной экранизации легли знаменитые шаламовские «Колымские рассказы», история трагической судьбы писателя и воспоминания тех, кто прошел через испытания сталинских лагерей.
В 1966 году сотрудница литературного архива Ирина Сиротинская, зная, что за Шаламовым ведется слежка, предложила спрятать все его литературное наследие.
— Можно я это возьму с собой?
— Рискните.
«Когда я к нему пришла, он посмотрел на меня как рентген, но совесть моя была чиста, я действительно хотела спасти. Ведь придут и конфискуют», — рассказывает Ирина Сиротинская, бывшая научная сотрудница Государственного архива, а ныне исследователь и публикатор наследия Шаламова.
Шаламова часто называют «Данте советского времени». Он прошел все круги сталинского ГУЛАГа и отстоял право называться Человеком. Об этом фильм «Завещание Ленина», который снова увидят зрители телеканала «Россия».
Я видел все: песок и снег,
Пургу и зной.
Что может вынесть человек –
Все пережито мной.
И кости мне ломал приклад,
Чужой сапог.
И я побился об заклад,
Что не поможет Бог.
Первую серию телефильма «Завещание Ленина» смотрите 1 декабря в 22.55 на канале «Россия».
Завещание Ленина (телесериал)
«Завещание Ленина» — двенадцатисерийный телефильм 2007 года режиссёра Н. Н. Досталя по сценарию Ю. Н.Арабова, биография Варлама Шаламова на основе его рассказов, выпущенная к 100-летию со дня его рождения. Шаламов провёл 17 лет в вишерских и колымских лагерях, куда попал за распространение письма Ленина съезду партии с критикой Сталина, впоследствии названного «Завещанием Ленина».
Шаламов: А что «Новый мир»? Я предлагал им стихи… Мне сказали: простой народ их не поймёт.
Е. П. Северская: Ну, «Юность» читает не простой народ, а молодёжь… — 1960-е
Северская: Сейчас время другое.
Шаламов: Не может быть другого времени, когда люди остались прежними. — 1960-е
З. Вершина обнимает Шаламова.
Шаламов: Послушай, у тебя своя жизнь, не ломай её. Ты знаешь, как передаётся проказа — от одного прикосновения.
Вершина: Ну и всё, значит, я уже заражена.
Шаламов: Я состою из осколков. Раздробила меня колымская лагерная республика. Зачем я тебе, больной старик?
Вершина: Потому что вы настоящий. — 1972
Семья Шаламовых завтракает в день именин Варлама.
Наталья : А какой у Варлуши ангел?
Тихон: Я полагаю, такой же ленивый, как он. Ну уж коли именинник нынче в утку не попал , то пусть зарежет… козлёнка. (Варламу) Не маленький же, тебе почти десять лет. Был бы ты сын алеута, от тебя б давно избавились. Слабый. Никакой. Ветерок подует — и уже простужен. Не жилец, сказали бы про тебя алеуты. (говорят о политике) Народные силы, освобождённые из-под ига самовластия, придут в движение невиданное… Не будет ни тюрем, ни армий, ни полиции…
Наталья: А кто же будет следить за бандитами, если не полиция?
Тихон: А за бандитами будут следить сами граждане и писать об этом в городской совет. Это называется самоуправление. Вот к этому невиданному времени и надо накопить силу, здоровье, запас знаний. И первой на этом пути падёт коза. — 1917
Шаламов (выселяемый из общежития МГУ): Мне ночевать негде.
комендант: Как это негде, на Лубянке переночуешь.
Шаламов: Спасибо за совет, товарищ комендант.
Шаламов: Я хочу сделать важное заявление.
вахтёр на Лубянке: А вы кто?
— Бывший студент Шаламов. У вас томятся мои товарищи, и я не желаю гулять на свободе, покуда они пребывают в застенках.
— Шёл бы ты отсюда, бывший студент.
— Никуда не пойду.
— Чтобы к нам попасть, это заслужить надо. (Выталкивает его на улицу.)
редактор: Ну какая может быть проза в журнале «За промышленные кадры»?
Шаламов: В других журналах говорят то же самое.
— Ладно, давайте сделаем так: вы мне соорудите очерк о рабочем классе, чтоб был трескучий, как январский мороз, а я попробую напечатать [ваш рассказ]. Ну, если, конечно, удастся придумать соус, под которым его можно подать. Как вам нравится это нововведение с ёлкой?
— Это единственное, что мне сегодня нравится.
— А мне не очень. Двадцать лет сидели без ёлки, и ничего. А тут нате – разрешили. (Встаёт на фоне портрета Сталина.) Так, поди, и боженьку разрешат.
Шаламов в магазине встретил знакомого бывшего троцкиста, с которым в 1927 печатал листовки «Завещания Ленина».
«Громобой»: Ты что думаешь, это я тебя тогда сдал?
Шаламов: А кто ж ещё?
«Громобой»: Да не я — объективная необходимость. Вот, знакомься, моя дочь . Думал, может, с ребёнком без очереди дадут.
Шаламов: Здравствуй, как тебя зовут.
— Октябрина.
Шаламов: А этого товарища ?
— Каганович.
«Громобой»: Мы с женой не хотим, чтоб ребёнок отстал от нового времени.
председатель тройки ОСО: Приговор: 5 лет исправительно-трудовых работ.
Шаламов: Последнее слово будет?
председатель: Перед расстрелом скажешь. — 1937
вохровец: Ну что, долго мух считать будем?
з/к: Нечем оправляться.
вохровец (улыбаясь): Тебе советская власть дала возможность посрать от души, а ты саботируешь. Будешь срать и в глаза мне смотреть? (з/к поворачивается, вохровец стреляет ему в затылок) — 1938, «Одиночный замер»
Лупилов (помощник начальника ОЛПа ): Товарищи заключённые, в это трудное время, когда каждый винтик, каждый грамм хлеба идёт на фронт, родная партия и правительство нашли возможность поздравить вас с очередной годовщиной Великой октябрьской социалистической революции! В честь этой знаменательной даты вам будет выдан праздничный завтрак. Ура, товарищи.
з/к (шепчет другому): Это что такое, Адам Иваныч?
— По-моему, что-то жидкое. Кажется, вода.
Шаламов: Это не вода, а кипяток.
раздатчик: Кипяток на пшённой крупе.
Шаламов: Я не вижу крупы.
раздатчик: Очки надень. Следующий.
Лупилов: Чтобы калории лучше усваивались, будете слушать в честь праздника высокую поэзию! Начинай, Хренов.
— Товарищи, в 1929 году мне довелось беседовать с Владимиром Владимировичем Маяковским на общие политические темы. Вот он (показывает портрет в томе стихов). В ходе нашего разговора было рождено великое произведение поэта — «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и людях Кузнецка» (читает наизусть, запинаясь):
Свела промозглость корчею —
неважный мокр уют,
сидят впотьмах рабочие,
подмокший хлеб жуют.
Но шёпот громче голода —
он кроет капель спад:
«Через четыре года
здесь будет город-сад!»
Через четыре года здесь будет город-сад!! Через четыре года здесь будет город-сад. Блядь. Я жрать хочу, не могу. (падает) Жрать хочу! Дайте жрать! Не могу! Скотина! (плачет)
заключённые (встают и скандируют): Жрать! Жрать! Дайте жрать!
Лупилов: Молчать, суки. Все хотят жрать! Да только нечего! А всё почему? Потому что всё для фронта! А за бузу будем стрелять каждого. — в 7-й серии начальник после попойки объявил подчинённым директиву, что нормы питания заключённых будут снижены
Лупилов (ночью в бараке шепчет Хренову): А ты поймай мне уточку, тогда пожрёшь от пуза.
— Какую уточку?
— Озерцо за бараками знаешь?
— Ну.
— Туда селезень прилетает. Сможешь?
— Смогу.
— И будет тебе тогда «год за два» [1] , как сказал товарищ Маяковский. Кстати, какой он был?
— Жив. Он был псих.
Шаламов: … голоден я был почти всегда. Только сейчас я могу смотреть на бабочку и не хотеть её съесть.
Заключённый Хренов, вокруг которого строится действие одной из серий, не имеет ни малейшего отношения к реальному Ульяну Хренову. это вообще другой человек, однофамилец, которого лагерная администрация выдаёт за Хренова «истинного», вдохновившего В. В. Маяковского на известное стихотворение про «город-сад».
Из чего это следует? Из контекста. Стержневой основой драматургии сериала, его сквозной темой является ложь. Ложь, которая связывает «верхи» и «низы» общества в единое целое. Администрация лагеря врёт измученным заключённым, что непосильную трудовую норму можно выполнить, что стланик — лучшее средство от цинги. Заключённые отвечают лагерной власти тем же . История с Хреновым — того же рода. По заданию администрации он выдаёт себя за Хренова «истинного» и за лишнюю пайку ведёт с зэками просветительскую работу, читая им идеологически выверенного Маяковского (которого, кстати, почти ненавидит — это сказано открытым текстом через уста персонажа: «Не люблю и не читаю»). [2] — ответ на опубликованное письмо Е. И. и М. Е. Выгонов с обвинением в клевете на Хренова
Создатели сериала не только называют фамилию реального человека, не только используют факты его биографии, но, надеясь, видимо, на то, что защитить «колымского доходягу» будет некому, сознательно клевещут на него. А уж объяснения Юрия Николаевича по поводу однофамильца заключённого наводят на вопрос: а смотрел ли он сам свой сериал? Где это в фильме? Да такого «задания» и не могло быть, что понимает всякий, кто изучал историю сталинских лагерей. Контекст выживания, борьбы, страдания реальных людей, мне кажется, гораздо важнее эфемерных и часто спекулятивных концепций. Сказали бы уж честно, что плевать создателям на всех этих хреновых, реальных и выдуманных, просто не могли упустить случая, чтобы «крепко и ой как крепко» ударить по «идеологически выверенному» Маяковскому и энтузиастам «города-сада». [2]
… сериал несколько более мастеровитый, чем обычная телепродукция (как-никак Досталь), но не дотягивающий, конечно, до шаламовской антиэстетики, до его чудовищной точности и ледяной ненависти. Это продукция уровня «Штрафбата», предыдущей работы Досталя, которую от неожиданности перехвалили, даром что она очень ходульна и безвкусна. А понадобился сегодня Шаламов, как ни странно, для очередного развенчания русской революции — картина ведь называется не «Гнусность Сталина», а «Завещание Ленина». Вот оно, получается, завещание-то. Вот что Ленин-то нам оставил [3] , вот к чему с фатальной неизбежностью приводят любые попытки изменить общество и человека. То есть дихотомия наконец сформулирована: либо любите такую стабильность, какая есть, либо будет вам ГУЛАГ. Авторам невдомёк, что ГУЛАГ и есть изнанка стабильности: пока ТУТ была стабильность, ТАМ была Колыма. Шаламов привлечён для иллюстрации тезисов, стопроцентно ему враждебных: он весь стоит на жажде полной и окончательной революции, которая отменила бы прежнего человека как он есть, а с помощью его дикого, неинтерпретируемого в человеческих терминах опыта нам доказывают именно абсолютность и безальтернативность этого самого человека: шаг влево, шаг вправо — ГУЛАГ.
То есть и после смерти не повезло.
… по крайней мере, в наиболее важных смысловых сценах — представляет, по моему мнению, типичнейший образец так называемого постмодернизма с его снижением всего и вся, со всевозможными цитатами и каламбурами, с меланхолической иронией, с вызывающей провокативностью и даже цинизмом.
Разумеется, Ю. Арабову и Н. Досталю было бы трудно на протяжении всех двенадцати часов выдержать одну монотонную линию, заявленную в заставке-рефрене. Вероятно, поэтому они вставили в сериал немалое число эпизодов откровенно анекдотического характера.
в некоторых сценах поразительное стилистическое сходство с… пародиями-анекдотами Д. Хармса на тему «Однажды приходит Гоголь к Пушкину».
Повод дала прежде всего сцена визита молодого Шаламова к Л. Д. Троцкому (действие по фильму происходит в 1927 году). Я, извините, сильно хохотал над этим эпизодом, потому он резко вываливался из, казалось бы, трагической интонации всего сериала и своей абсолютной неправдоподобностью открывал один из секретов «творческой лаборатории» авторов.
Троцкий, оказывается, проживает сейчас «на квартире наркома Белобородова» . Входят молодые люди в подъезд и спрашивают у вахтёра, переодетого гепеушника, сначала Белобородова, а потом Троцкого. А гепеушник, сообразив, что перед ним наивные студенты, сбегав наверх, докладывает: «Лев Давидович сейчас занят. Он играет в шахматы с Анатолием Васильевичем Луначарским. Разыграна индийская защита, но до эндшпиля ещё очень далеко». Студенты разворачиваются восвояси.
в 1927 году Троцкий уже давно был в принципиальной политической ссоре с Луначарским и не мог с ним сидеть ни за каким столом.
Эпизод объясняется, на мой взгляд, проще: именно упоминанием, в одной семантической связке, фамилий Л. Д. Троцкого и А. Г. Белобородова. Это одна из скрытых аллюзий фильма, адресованная не «быдлятнику» . Троцкий и Белобородов были самым прямым образом причастны к расстрелу царской семьи…
как же было её обойти в сериале, претендующем раскрыть русскую трагедию XX века? Хотя бы лёгким намёком сказать:
«Мы, авторы, тоже понимаем, откуда, от каких дьяволов, всё пошло. И то, что молодой Шаламов и его друзья тянулись к этим дьяволам, лишний раз говорит о том, как наивны и слепы они были».
Ведь если посмотреть серии, посвящённые дореволюционной России, то в них как раз — об истоках «дьяволиады», обрушившейся на благообразную и богомольную страну.
По крайней мере, все «анекдоты» соответствуют общей установке сериала — на исправление прошлого и на исправление самого Шаламова (и его текстов, и его линии поведения).
Чисто шаламовских, образов — в фильме почти нет. Их заменяют, как правило, досочинённые за писателя устрашающе преувеличенные «картинки».
Не поняли авторы Шаламова — ни молодого, ни зрелого, ни позднего, не поняли ни как личность, ни как писателя.
В сущности, авторы фильма — и в общем замысле сериала, и в частных эпизодах, особенно тех, что относятся к последним годам жизни писателя, — воспроизводят и повторяют старые диссидентские бредни, родившиеся на пресловутых «кухнях». (На более строгом социологическом языке это можно назвать трансляцией клише или стереотипов сознания либеральной фронды позднего периода существования СССР).
Нельзя не заметить, что в биографической ленте практически отсутствуют три фигуры, встречи с которыми были, по собственному признанию Шаламова, главными в его послелагерной жизни, — имею в виду Б. Пастернака, Н. Мандельштам, А. Солженицына (Пастернак и Солженицын проходят упоминаниями, Н. Я., кажется, отсутствует вовсе). Рискну предположить, что их появление прорвало бы типажную эстетику фильма, в основе которой, если очень обобщать, антропология людей адаптирующихся и адаптировавшихся, так сказать, слившихся с местностью или, в другом плане обсуждения, с типовыми ожиданиями зрителей. Единственное исключение здесь — но и оно, по понятным причинам, неполное — сам Шаламов.
Фильм Досталя не ставит себя в отношение ко всему предыдущему кино, тогда как проза Шаламова именно что ставит, и в самое радикальное («ненавижу литературу»). Поэтому фильм повествователен, но не рефлексивен, — он не рефлексирует позицию ни повествователя, ни персонажа, ни зрителя. Последнему предлагается отождествиться со зрелищем, то есть оставаться зрителем, который может сопереживать, однако — по самому построению зрелища в данном случае — не имеет возможности встать в собственное отношение к происходящему. [4]
Завещание Ленина Россия
Завещание Ленина
Режиссер-постановщик: Николай Досталь
Авторы сценария: Юрий Арабов, Олег Сироткин
Оператор-постановщик: Алишер Хамидходжаев
Художник-постановщик: Алим Матвейчук
Композитор: Алексей Шелыгин
Звукорежиссер: Александр Фокин
Исполнительный продюсер: Эрик Вайсберг
Продюсер: Владимир Досталь
В ролях: Владимир Капустин, Александр Трофимов, Тимофей Трибунцев, Елена Лядова, Ирина Муравьева, Виталий Родин, Елена Лабутина, Алиса Хазанова, Роман Мадянов, Виктор Бегунов, Александр Строев, Инга Стрелкова-Оболдина, Марина Аксенова, Сергей Кагаков, Анна Рудь, Михаил Петухов, Александр Ковалев, Марк Наассан, Данила Козловский, Настя Кабанова, Валерий Золотухин, Надежда Маркина, Владимир Конкин, Александр Яценко, Константин Стрельников, Игорь Балалаев
Все права на любые материалы, опубликованные на сайте, защищены в соответствии с российским и международным законодательством об интеллектуальной собственности. Любое использование текстовых, фото, аудио и видеоматериалов возможно только с согласия правообладателя (ВГТРК). Для детей старше 16 лет. Адрес электронной почты редакции: [email protected] Реклама на сайте. Создание и поддержка: Дирекция интернет-сайтов ВГТРК. Техническое сопровождение: Дирекция информационных технологий ВГТРК.
Справочный телефон ВГТРК +7 (495) 232-63-33.
Завещание Ленина (2007, 12 серий) · 8.06.07
Год выпуска: 2007
Жанр: Историческое кино, Драма
Продолжительность: 12 серий
Режиссер: Николай Досталь
В ролях: Владимир Конкин, Валерий Золотухин, Ирина Муравьева, Александр Трофимов, Александр Строев, Инга Оболдина, Владимир Капустин, Елена Лядова, Наталья Савченко
Описание: Посвящается 100-летию со дня рождения Варлама Шаламова. Автор автобиографических “Колымских рассказов” Варлам Шаламов провел 17 лет в лагерях на Колыме, куда он попал за распространение письма Владимира Ленина съезду партии с критикой Сталина. Впоследствии именно это письмо и назвали “Завещание Ленина”. Но сталинский режим карает молодого коммуниста, и он надолго оказывается в магаданском лагере…
Доп. информация: РЕЖИССЁР Николай Досталь (сериалы «Штрафбат», «Полицейские и воры») закончил работу над сериалом «Завещание Ленина» по «Колымским рассказам» Варлама Шаламова. Это автобиографическое произведение писателя было впервые опубликовано в России лишь в 1987 году. Ещё 20 лет понадобилось, чтобы оно дошло до экрана. Переложил рассказы на язык кинематографа Юрий Арабов. Досталь сознательно не хотел приглашать в картину известных артистов. Поэтому главную роль — самого Шаламова в молодости — сыграет Владимир Капустин из Театра Армена Джигарханяна (он уже снимался у Досталя в «Штрафбате»). Ирина Муравьёва в последнее время нечасто балует нас новыми киноработами, но в «Завещании Ленина» она согласилась выступить в роли матери Шаламова. А молодой актрисе Инге Оболдиной досталась роль заведующей читальным залом, которая устраивала творческие вечера опальных писателей.
Завещание Ленина (телесериал)
Мак-Дос при участии Эталон-фильм
6 сдвоенных серий по 1 ч. 25 мин.
«Завеща́ние Ле́нина» — 12-серийный художественный телефильм, 2007 года.
Фильм посвящается 100-летию со дня рождения Варлама Шаламова. Автор автобиографических «Колымских рассказов» Варлам Шаламов провёл 17 лет в лагерях на Колыме, куда он попал за распространение письма Владимира Ильича Ленина съезду партии с критикой Сталина. Впоследствии именно это письмо и назвали «Завещанием Ленина». Сталинский режим карает молодого коммуниста, и он надолго оказывается в магаданском лагере.
Фильм снят по мотивам произведений Варлама Шаламова и рассказывает о его жизни и бесчеловечных условиях в колымских ИТЛ.
- 2007 — приз «Золотой орёл» в номинации Лучший телевизионный сериал (более 10 серий)
- «Завещание Ленина» на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
- «Вторые палачи, или Ложь в стержне» — переписка об одном из аспектов исторической достоверности сериала, опубликованная на страницах «Литературной газеты».
- «Что завещал Ленин и что — Шаламов?» — заметки шаламоведа Валерия Есипова, цитируемого в сериале
Ожидаются похолодание и снег • Человек с аккордеоном • Шура и Просвирняк • Я в полном порядке • Облако-рай • Маленький гигант большого секса • Мелкий бес • Полицейские и воры • Гражданин начальник • Стилет • Штрафбат • Коля — перекати поле • Завещание Ленина • Петя по дороге в Царствие Небесное • Раскол
Wikimedia Foundation . 2010 .
Смотреть что такое «Завещание Ленина (телесериал)» в других словарях:
Завещание Ленина — (телесериал) Письмо к съезду В. И. Ленина (к XIII съезду РКП(б), «Завещание» Ленина) Список значений слова или словосочетания со ссылка … Википедия
Штрафбат (телесериал) — У этого термина существуют и другие значения, см. Штрафбат (значения). Штрафбат … Википедия
Раскол (телесериал, 2011) — У этого термина существуют и другие значения, см. Раскол. Раскол … Википедия
Гражданин начальник (телесериал) — Гражданин начальник Жанр детективный фильм криминальный фильм В главных ролях Юрий Степанов Егор Бероев Дмитрий Назаров Роман Мадянов Композитор Алексей Шелыгин … Википедия
Досталь, Владимир Николаевич — Владимир Николаевич Досталь (15 апреля 1942, Ашхабад) российский продюсер, советский режиссёр. Генеральный директор киностудии «Мосфильм» (1987 1998). Вице президент международной федерации ассоциаций кинопродюсеров. Член Союза… … Википедия
Досталь, Николай Николаевич — Николай Досталь Имя при рождении: Николай Николаевич Досталь Дата рождения: 21 мая 1946(1946 05 21) (66 лет) Место рождения: Москва, СССР … Википедия
Корниченко, Вячеслав Васильевич — Корниченко Вячеслав Васильевич Род деятельности: актер Дата рождения: 22 октября 1978(1978 10 22) (34 года) Место рождения … Википедия
Проект:Кино/Списки/Список телесериалов России — Список телесериалов России (выпущенных начиная с 1992 года). # А Б В Г Д Е Ё Ж З И К Л М Н О П Р С Т … Википедия
Баталов, Сергей Феликсович — В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Баталов. В Википедии есть статьи о других людях с именем Баталов, Сергей. Сергей Баталов Имя при рождении: Сергей Феликсович Баталов Дата рождения: 19 апреля 1957( … Википедия
Список телесериалов России — (выпущенных начиная с 1992 года). # А Б В Г Д Е Ё Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х … Википедия
ГУЛАГ и заповеди Христа. «Завещание Ленина (Варлам Шаламов)», режиссер Николай Досталь
Может быть, многие телезрители не стали смотреть фильм (опять о Ленине). Приходится задним числом объяснить, что они потеряли. «Завещание Ленина» — условное название закрытого письма, в котором больной Ленин предлагал устранить Сталина от руководства партией. За распространение этого письма Варлам Шаламов получил в 1929 году свой первый срок. В 1937 году все бывшие участники студенческого кружка, давно отошедшие от политики, были арестованы вторично. Шел Большой террор. Организаторов группы расстреляли. Варламу Шаламову дали пять лет; на Колыме ему прибавили еще десять. Вернулся он оттуда только через семнадцать лет, одиноким чужаком, без права жить в городах с населением больше десяти тысяч, с книжкой стихов и планом «Колымских рассказов», вошедших в русскую и мировую литературу.
В отличие от «Штрафбата», созданного тем же режиссером, Николаем Досталем, «Завещание Ленина» — не притча; оно опирается на документы — на прозу Шаламова, на его стихи, его дневники и живые свидетельства Ирины Сиротинской — хранительницы шаламовского архива. Но благодаря небольшим режиссерским сдвигам и замечательной игре актеров вся трагедия Колымы становится зримой. Особенно хочется отметить И. Муравьеву и А.Трофимова (родители Варлама), И. Класса и В.Капустина (Шаламов в разные его годы). Перед нами, как в библейском пророчестве, облекаются плотью кости, вставшие из вечной мерзлоты. Фильм стал событием, глубоко поразившим всех, с кем я говорила о нем. И мне хочется начать разговор даже не собственно о фильме, а о том, что он пробуждает в душе; какие вопросы ставит перед нами. В чем мы виноваты? И если виноваты, то возможно ли и нужно ли покаяние?
В телевизионной передаче, предварявшей демонстрацию «Завещания Ленина», Ирина Павловна Сиротинская выразила сомнение в возможности покаяния: «Будут каяться те, кто ни в чем не виноват, — сказала она, — а виноватые все равно ни в чем каяться не будут». Возможно, это так. И все-таки, если обратиться к немецкой параллели, то самые виноватые предстали перед Нюрнбергским судом. А остальные, составлявшие большинство немецкого народа, в 1946 году признавали Гитлера величайшим политиком немецкой истории… Они были виноваты или нет? Были или нет виноваты миллионы, боготворившие Сталина, рыдавшие и давившие друг друга на его похоронах?
Покаяние немецкого народа я считаю одним из чудес XX века. Сегодня большинство немцев глубоко стыдятся Гитлера. Это другие немцы. Другой народ.
Когда лет двадцать назад у нас в гостях был один немецкий профессор и мы с мужем говорили, что ставим знак равенства между Гитлером и Сталиным, он страстно возразил: «Гитлер хуже, — говорил немец. — Гитлер — это война. Когда я был в Аушвице и видел детскую обувь, мне стыдно было говорить на немецком языке».
Григорий Померанц писал, что истинный патриотизм — это сочетание гордости и стыда за свой народ. Если есть только гордость без стыда, народ теряет истинное самосознание, он пьянеет и, наконец, духовно деградирует.
Мы гордились войной в течение десятков лет. СССР был родиной слонов. А стыд? Его мы не знали. Этому нас не учили. Мы были всегда самые первые, самые лучшие, самые-самые…
Есть у Марка Харитонова роман «Два Ивана». Иван Грозный и Иван-дурак, Иван — юродивый, Иван — святой. Святость незаметного человека из народа, его невероятные страдания и чудовищные преступления царя. В эпилоге романа остаются два человека — слепой и поводырь. У поводыря нет ни языка, ни пальцев. Язык вырван, пальцы отрублены по велению царя Ивана.
А у слепого глаза выколоты. И вот поводырь водит слепого, а тот поет песни, прославляющие царя Ивана Васильевича. Какая долговечная метафора…
Народ, переживший коллективизацию и потерявший за время нее 10 миллионов человек, народ, который обрекали на голодную смерть, народ, потери которого на войне доходят до 26 миллионов, народ, превращаемый в рабов, в лагерную пыль, потерявший в годы террора неведомо сколько миллионов, — народ этот рыдает у гроба своего палача — и прославляет его до сих пор.
Что это? Какой симптом? Признак чего?
У Василия Гроссмана в повести «Все течет» есть рассказ героини о своем комсомольском прошлом, когда она вместе с другими убежденными товарищами раскулачивала зажиточных крестьян. Она говорит, что все проводившие эту кампанию были как будто одурманенные, точно их зельем колдовским опоили. «Кулаки» были для них «нелюдями». Даже к их ребенку брезговали прикоснуться. Их полотенцем не могли руки вытирать…
Анна Сергеевна рассказывает это с глубоким стыдом, с великим покаянием. Первая брачная ночь с любимым человеком превращается в ее исповедь перед ним — великим страдальцем, судьба которого во всем подобна шаламовской. «Я красивая была, а все же плохая, недобрая, — говорит она. — Ты меня не полюбил бы тогда и красивую… А я смотрю на тебя, как на Христа». Вот такое опоминание, вытрезвление и исповедь необходимы были бы нашему народу, всем народам нашим.
В начале перестройки я была потрясена фильмом Абуладзе «Покаяние» и думала, что именно по такому пути мы и пойдем. Что будет опоминание, стыд за то, что было. За то, что дали себя зомбировать.
Нет, ничего этого не произошло. В начале перестройки Горбачев говорил о необходимости нового мышления. Не получилось нового мышления.
Мы ушли от сталинизма и идей, приведших к нему, вовсе не из-за преступлений режима, а из-за того, что он вел и почти привел к экономическому краху. Одно с другим мало связалось. Посчитали, что, переменив экономические ориентиры, сразу можно стать нормальной демократической страной. Не вышло этого. Был преступный социализм, который перешел в бандитский капитализм. Между тем прилагательное (или эпитет) здесь важнее существительного. Это мое глубокое убеждение.
Обратимся к фильму Н. Досталя, вызвавшему все эти мысли. Вот кадр: двое молодых солдатиков ведут зэка Шаламова к месту, где ему должны вынести новый приговор. А этот доходяга идти не может. Досада невероятная! Ведь туда, куда идут они, должны привезти фильм «Свинарка и пастух». Неужели опоздают?! А не пристрелить ли его? Объяснение простое: попытка побега, вот и всё. Не пристрелили. Но лишь потому, что этот подконвойный, обессиленный, лежа на земле, рассказал им содержание фильма. И все-таки на фильм-то опоздали, и, пожалуй, жалко им, что не пристрелили…
Кто они? Злодеи, вроде Сталина и Гитлера? Да нет, самые обычные люди, каких много. Люди, воспитанные на том, что род человеческий не весь состоит из людей. Есть люди, а есть нелюди: нелюди — это кулаки, бывшие буржуи, зэки. Особенно политические. Конвоиры — люди. А этот доходяга — нелюдь. Вот в чем главное.
Этот «нелюдь», будучи мальчиком, козленка не мог зарезать даже под угрозой нешуточного гнева отца. Не мог. Выше его сил. Ну, а эти воспитаны так, что человек может быть ниже козленка. Подумаешь — зэк, враг народа. Стреляй, и всё.
Это тянется с очень давних времен. Христос для толпы тоже был нелюдь. Люди — это те, которые правильные, те, которые, как все, те, которые могут гордиться своей правильностью.
Есть в Евангелии знаменитая страница о Христе и грешнице. Грешница и вправду согрешила. И по закону ее следует побить камнями. Христос много раз говорил, что Он пришел не нарушить, а исполнить закон. Он и не нарушает. Он только просит этих вполне довольных собой людей обернуться на себя. Прежде чем судить другого, сумей разобраться в себе. Только и всего.
Думаю, что вот такое мышление необходимо нам. Как его назвать? Новым или очень старым, но за 2000 лет так и не усвоенным, не знаю…
Вот уж чего не привыкли советские люди, так это разбираться в себе и судить себя. Куда там! Мы самые правильные, самые лучшие.
Начальник конвоя, только что ударивший старого священника так, что сбил его с ног, спрашивает Шаламова, вступившегося за старика:
— Ты в Бога веруешь?
— Нет, — отвечает Варлам Тихонович.
— Потому что существование ваше опровергает существование Бога.
— Бог есть, — говорит ему начальник конвоя. — Я — твой бог.
И показывает свою полную власть над ним. Так вот и расплодились маленькие боги. Гитлер или Сталин для них великие боги, сами они, слуги великих богов, — маленькие боги. А заключенные — тварь дрожащая. Так, как мыслил Раскольников, герой Достоевского.
В Германии людоедский режим продержался всего двенадцать лет.
И террор был направлен большей частью вовне и в первую очередь на евреев и цыган. Немцы, противящиеся режиму, все-таки физически сохранились и работу по покаянию было кому проводить. Прежде всего это делали немецкие христианские демократы, социал-демократы и, конечно, администрация победителей, контролировавшая процесс.
Вернемся к фильму. Шаламов выбирается с Колымы. В Москве он встречается с женой, с Пастернаком и со своей незнакомой дочерью. Когда оста вил, ей был год. Теперь — восемнадцать.
Приехал он не один — со всеми тенями замученных, со всеми стонами и криками страдальцев. И увидел, что здесь, в мирной жизни, он такой вот — всё помнящий, готовый кричать за всех и от имени всех, — не нужен. Невозможен даже.
Самое страшное, может быть, — встреча с молодежью — со своей дочкой и, позже, с сыном друга-зэка, сыном, который жалеет, что отец его — враг народа — не умер. Собственная дочь не очень понимает, зачем этот неведомый отец к ним приехал. Сама она донельзя чужая, приблатненная.
Жена? Жена хочет одного — чтобы он забыл прошлое и жил, как все люди. И она хватается за слова Пастернака, который советует Шаламову оставить мысли о мести.
Любимый поэт сказал именно это. Так что, забыть все, как Галя? Этого он не может никогда, ни за что. Может быть, все-таки Пастернак и Галя говорят не одно и то же? И великий поэт отличается от обычной запуганной женщины с не слишком большой душой. Женщины, которая сразу после ареста мужа принялась лихорадочно сжигать его рукописи.
Их выхватила из огня другая, сестра ее, понимавшая душу Шаламова и меру его таланта. Но эта другая — Ася — погибла на Колыме. А Галя хочет жить, жить и забыть. С Галей они теперь чужие. Это понятно. А вот Пастернак… Его он не понимает. Во всяком случае, при всем пиетете, согласиться с ним не может.
Варлам Шаламов в Бога не верит. Существование Колымы опровергает для него существование Бога. После Освенцима и Колымы заколебалась вера не только у Шаламова. Возник термин «теология после Освенцима». Вера должна была или рухнуть или измениться. У многих и многих ускользала почва из-под ног. Бога-защитника, который не допустит самого страшного, — не было. Все допустил — от голодомора и повальной коллективизации до Колымы и гитлеровских газовых камер.
Потерял Бога и герой эпопеи Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», замечательный человек по фамилии Иконников. Потерял всякую надежду на опору вовне и вдруг нашел эту опору внутри, увидев простую крестьянку, помогавшую заклятому врагу только потому, что он был ранен и страдал. Может, она и не знала вовсе заповеди о любви к врагам, и о Боге, и об абстракт-ном Добре (с большой буквы, которое ополчалось на другое Добро, то есть другую Идею), но в сердце ее жила безымянная, «безыдейная», подлинная доброта, которую Гроссман назвал «дурацкой добротой». Всякая боль была ее болью. Существование этой «дурацкой» доброты убедило Иконникова в существовании Бога. Она перевернула его душу. Он понял, что есть святыня. Есть то, что не любить невозможно. Бог не внешний судья и Владыка. Бог — это чудо, которое живет внутри человеческого сердца. Он это видел. Спорить с этим было невозможно. За это можно жизнь отдать, что он позже и сделал. Отдал жизнь за ее смысл.
Наверное, то, что было в этой крестьянке, можно увидеть и в Асе, Галиной сестре. Смертельно больная, она вытаскивала из колодца тяжеленные ведра воды. Только такой ценой могла получить клочок бумаги, чтобы написать записку Варламу. А потом разносила эту воду по палате и поила больных женщин, быть может, менее больных, чем она сама. За это ей ничего не давали, только ругали. Но она не могла не помочь больным. И погибла, потому что за лекарство надо было отдаться врачу. Не могла этого. Не могла отдать смысл жизни за жизнь.
Ася — один из самых пронзительных образов, созданных в фильме. Он дан Анной Рудь очень лаконично. Наверное, не все ее и заметили, но те, кто заметил, не забудут.
Теология после Освенцима напоминает книгу Иова. Все друзья Иова, уличавшие страдальца в недостатке веры и призывавшие его, безвинного, к покаянию, все они напоминают теологов до Освенцима, а может быть, и тех книжников и фарисеев, которые точно следовали написанным словам, не пережитым ими, не рожденным в их сердцах.
Они предлагали покаяние самому праведному человеку. И тогда, возмущенный, он проклял их Бога, смотрящего на страдания извне.
Думаю, что таким подлинным человеком, таким праведником был Варлам Шаламов. Когда на склоне лет он спросил молодую женщину, полюбившую его: «Что ты нашла в больном старике?», она ответила: «Вы — настоящий». И этот настоящий человек на вопрос, какую мораль он признает, отвечает, что никакой новой морали нет. Есть десять заповедей. Они остаются для нас незыблемыми. К ним он прибавляет еще одиннадцатую: не учить, не навязывать своего пути другому.
На этом основании некоторые исследователи отрицают неверие Шаламова в Бога. Их можно было бы понять, особенно если вспомнить, что первая из десяти заповедей есть заповедь о любви к Богу. Они уверяют, что и эту заповедь Шаламов чтил, ибо был верен самому глубокому, самому благородному в себе. Всё так. Но все-таки сам Шаламов говорил, что верить в Бога не может. И говорил правду.
Верить в Бога в прежнем традиционном значении этих слов теперь, испытав все нечеловеческие страдания, может быть, и вправду нельзя. Верить в Бога может теперь, после Освенцима и Колымы, только тот, кто узнал Бога, встретился с Ним. «Я не верю в Бога, я знаю Бога», — говорил св. Силуан. А митрополит Антоний хотел бы, чтобы церковь истинная состояла бы из таких вот людей, знающих Бога, встретивших Его. А знать Его можно только изнутри, открыв Его в собственном сердце. В содрогнувшемся сердце, ясно ощутившем, как бьют Бога, как издеваются над Богом, распинают Бога.
Бога, внешнего нам, Бога, отделенного от всех нас, — нет. Отделенное от нас божество, обладающее плотью и распоряжающееся чужой плотью, — это кумир.
Истинно живой Бог — тот, которого невозможно увидеть глазами, — Дух, живущий внутри нас, соединяющий нас в любви, таинственным образом давший нам жизнь и ставший смыслом этой жизни. Этого живого Бога мы бьем, и Он кричит.
Он кричит во всех мучениках, как кричал в Иисусе Христе.
Можно спорить и судиться с Богом, обрекшим мир на такие страдания, можно вернуть Ему билет на всеобщую гармонию, как это хотел сделать Иван Карамазов, а можно почувствовать вдруг, что возвращать билет некому, что ты сам и истец, и ответчик в одном лице. Вне тебя никого нет. А глубоко, глубоко внутри тебя кричит Тот, кого замучили в каждом ребенке, в каждом зэ ке. Теология после Освенцима — это теология после Распятия.
Всемогущество Христа не в том, что Он может сойти с креста, прекратить муку свою, а в том, что Он в силах вынести всю беспредельную муку и остаться живым — совершенно живой душой, в которой не поколебалась ни на миг Любовь к источнику жизни и ко всему живому. Такая душа и есть воскресение и жизнь вечная.
Пастернак говорил в конце своего потрясающего стихотворения, устами Магдалины:
Но пройдут такие трое суток
И столкнут в такую пустоту,
Что за этот страшный промежуток
Я до воскресенья дорасту.
Вот что почувствовала Магдалина: душа может ожить даже после такой страшнейшей потери, после такого предельного страдания. И не мстить надо, а надо дорасти до воскресения — вот чего хотел Пастернак.
Библейский Иов, как и колымский, был во всем прав, был праведен. Но пока от отделен от Бога, он сам бесконечно болен и нуждается в исцелении. Кто может исцелить его? Тот, кто не бросит камень в его неверие, в его срывы, в его ожесточившуюся душу.
Портреты Шаламова, данные в конце фильма, поражают. Его лицо заставляет замереть сердце. И мне вспомнился вдруг портрет Настасьи Филипповны, увиденный князем Мышкиным. Князь был потрясен великой внутренней красотой этого лица, запечатлевшего бесконечно много страдания. Он был готов, как рыцарь, служить Настасье Филипповне. Только один вопрос с болью возник в нем: «Вот только добра ли она? Ах, кабы добра!»
Когда я вижу удивительное по своей подлинности лицо Варлама Тихоновича, у меня вырывается вопрос: «А вот только открыт ли он! Ах, кабы открыт!»
Это замкнутое лицо. Замкнутое в своем нечеловеческом страдании.
Повторяю: никто не вправе требовать от него забвения, никто не вправе бросить в него камень. Но помочь ему может только тот, кто прошел страдание, равное его страданию, и при этом сохранил всю Любовь цельной и нетронутой. Есть рассказ о Рамакришне, к которому пришел отец, потерявший единственного двадцатилетнего сына. Рамакришна всплеснул руками и зарыдал. Он рыдал вместе с отцом, потерявшим сына, три дня. А к исходу третьего дня запел гимн. И отец запел вместе с ним.
Что такое гимн, сохранившийся в глубине беспредельного страдания? Это может сказать другой страдалец, прошедший гитлеровский лагерь смерти и погибший там. Его молитву нашли в архивах немецкого концентрационного лагеря. Эту молитву еврейского праведника часто приводит митрополит Антоний Сурожский. Он не видит в ней никакого отличия от самой глубочайшей христианской молитвы:
Мир всем людям злой воли! Да престанет всякая месть, всякий призыв к наказанию и возмездию. Преступления переполнили чашу, человеческий разум не в силах больше вместить их. Неисчислимы сонмы мучеников… Поэтому не возлагай их страдания на весы Твоей справедливости, Господи, не обращай их против их мучителей грозным обвинением, чтобы взыскать с них страшную расплату. Воздай им иначе! Положи на весы в защиту палачей, доносчиков, предателей и всех людей злой воли — мужество, духовную силу мучимых, их смирение, их высокое благородство, их постоянную внутреннюю борьбу и непобедимую надежду, осушавшую слезы, их любовь, их истерзанные, разбитые сердца, оставшиеся непреклонными и верными перед лицом самой смерти, даже в моменты предельной слабости… Положи все это, Господи, перед Твоими очами в прощение грехов, как выкуп ради торжества праведности, прими во внимание добро, а не зло!
И пусть мы останемся в памяти наших врагов не как их жертвы, не как жуткий кошмар, не как неотступно преследующие их призраки, но как помощники в борьбе за искоренение разгула их преступных страстей. Ничего большего мы не хотим от них. А когда все это кончится, даруй нам жизнь среди людей, и да возвратится на нашу исстрадавшуюся землю мир — мир людям доброй воли и всем остальным.
Это найдено в архивах немецкого концентрационного лагеря и опубликовано в «Зюддойче цайтунг».
На этом можно было бы и закончить. Но мне очень хочется вернуться к началу. Вернуться в тот мир, из которого вышел Варлам Шаламов — этот Иов XX века. Начало века. Обычный мир, который предшествовал аду.
И люди, жившие в нем, хотели искоренить зло. Мир этот, кажущийся в ретроспективе спокойным, уютным и теплым, как само детство, был тоже населен страстями и идеями окончательного искоренения зла, беспощадной борьбы со злыми и порочными.
Очень честный, но очень строгий, суровый отец, священник-рационалист, мечтал о создании нового демократического режима (хотя сам был достаточно деспотичен в своей семье. Не оглядываясь ли на отца своего придумал Варлам Тихонович свою одиннадцатую заповедь — не учить никого, уважать правду другого и его выбор?).
Перед отцом трепетали домашние. Это он велел девятилетнему Варламу собственноручно зарезать козленка в день своего ангела. Воспитывал в сыне суровость и беспрекословное послушание. А мать — сама мягкость, само тепло, сплошное сердце, обнимающее и живых, и мертвых детей своих, и своего все потерявшего ослепшего мужа. Она рассказывает Варламу, приехавшему домой после первого ареста, о братьях и сестрах. Они все разъехались по разным городам, хотя в ее сердце все собраны. А вот одного из них можно навестить. Он близко.
«Пойдем, пойдем, Сереженька будет очень рад», — говорит она, отправляясь с младшим сыном и слепым мужем на могилу старшего… В этой душе и вправду жив мертвый. Это не фантазия, это бесконечная глубина любви, которая осязает духовную реальность, — то, о чем другие могут только рассуждать и воображать.
И говорит она на могиле удивительные слова о том, что никакого такого воскресения, обещанного в Писании, не будет, а просто все так истончатся, что почувствуют то, что всегда есть, а еще не видно. Муж резко отрицает это. А Варламу нравится то, что говорит мама. Прощание со стариками, их последнее свидание с младшим сыном — одно из самых пронзительных мест фильма.
И что бы ни говорилось в дневниках Шаламова об отношении к отцу, режиссер проявил великий такт, оставив все это за кадром и показав только разоренную заколоченную церковь и слепого отца, отдающего послед нее, что у него есть, — золотой крест, чтобы было чем накормить приехавшего сына. Он не только отдает этот крест — он сам раскалывает его на куски (принимают чистое золото на вес). Он уже не заставляет никого другого делать это — уже не воспитывает суровость ни в сыне, ни в кроткой своей жене. Он, священник, сам разрубает крест, говоря, что «Бог не в этом».
И на какие-то часы восстанавливается уютный стол с горячей едой. Последний птенец вылетает из гнезда, которое очень скоро совсем перестанет существовать.
Но ведь когда-нибудь души истончатся так, что все почувствуют всех, и это будет значить, что мертвые встали. Невероятно, но фильм сделал для этого все, что можно было сделать.
«Завещание Ленина (Варлам Шаламов)». По мотивам произведений Варлама Шаламова. Авторы сценария Юрий Арабов, Олег Сироткин. Режиссер Николай Досталь. Оператор Алишер Хамидходжаев. Художник Алим Матвейчук. Композитор Владимир Мартынов. Звукорежиссер Александр Фокин. В ролях: Владимир Капустин, Александр Трофимов, Игорь Класс, Елена Лядова, Ирина Муравьева, Тимофей Трибунцев, Инга Стрелкова, Анна Рудь, Елена Руфанова и другие. Кинокомпания «МакДос», киностудия «Эталон-фильм». Россия. 2007