Завещание оскара уайльда акройд

Содержание:

Питер Акройд «Завещание Оскара Уайльда»

Завещание Оскара Уайльда

The Last Testament of Oscar Wilde

Другие названия: Последнее завещание Оскара Уайльда

Язык написания: английский

Перевод на русский: Л. Мотылев (Завещание Оскара Уайльда), 1993 — 2 изд.

Жанры/поджанры: Постмодернизм
Общие характеристики: Философское | Психологическое | Социальное
Место действия: Наш мир (Земля)( Европа( Западная ) )
Время действия: Новое время (17-19 века)
Сюжетные ходы: Нетрадиционная ориентация героев | Становление/взросление героя
Линейность сюжета: Линейный с экскурсами
Возраст читателя: Только для взрослых

Книга представляет собой апокриф предсмертного дневника Оскара Уайльда. С исключительным блеском переданы в ней не только взгляды Уайльда, но и сам характер мышления писателя. В Англии роман удостоен премии Сомерсета Моэма.

«Иностранная литература», № 11 за 1993 г.

Награды и премии:

saddlefast, 17 января 2011 г.

Роман Питера Акройда «Завещание Оскара Уайльда» это биографический и литературоведческий роман, написанный в сложной манере. Это монтаж из цитат и ложных цитат из самого Уайльда, фактов биографии писателя, в том числе заведомо неверных, а также фрагментов прозы, написанной в манере Уайльда. Акройд находит источники известных образов и афоризмов Уайльда, и дает представление о литературной кухне писателя.

Роман по форме представляет собой дневник больного Уайльда, доживающего свои дни в изгнании в Париже. В этом дневнике Уайльд от описания обстоятельств своей каждодневной жизни переходит к воспоминаниям и пишет роман о своей жизни.

Самая очевидная задача романа, — написать достоверную биографию писателя в форме дневника, — оказывается обманкой. Немногими, но очевидными указаниями автор дает понять, что сомневается в возможности написать подобный текст.

Границы вымышленного и подлинного уже в самом начале литературного процесса начинают стираться — да и каждому ясно, что Уайльд, описанный даже со всем прилежанием на бумаге, и живший литератор Уайльд — это совсем не одно и то же.

Текст романа — попытка представить себе, что бы Уайльд написал о своей жизни, поставив себе задачей создать текст куда более откровенный, чем «De profundis».

Уайльд Акройда одновременно скорбит о своей жизни, и хочет защитить ее хотя бы невинным смешным парадоксом. Герой Акройда хочет спасти образ своего возлюбленного Мальчика-звезды, и готов обвинить его во всех грехах. Он готов быть невинной жертвы, и соглашается, что виктимное поведение его — это стратегия самооправдания.

Но тут же автор снабжает свой текст маркерами, дающими право поставить под вопрос наше доверие к рассказчику — герой романа начинает перевирать факты, или просто память его подводит, или это играет в свои игры самоцензура.

Роман Акройда прослеживает механику такого важного способа самоидентификации писателя и массовой репрезентации писателя в общественном сознании, как создание «личной мифологии». Образ Уайльда колеблется между образом монстра, «оказавшегося в самой глубокой трясине Злых щелей, между маркизом де Садом и Жилем де Рэ» («De profundis») и безвинной жертвой, воспроизводящей христианский идеал страдания. Акройд не только исследует «жизнетворчество» эпохи fin de siècle, но и воспроизведение «литературных/жизненных мифов» в современных представлениях о прошлом. Одновременно писатель проводит критический анализ нашей методологии, с помощью которой мы стараемся найти достоверное знание о прошлом.

juliasky, 2 апреля 2009 г.

Завещание оскара уайльда акройд

В настоящее время в рейтинге 8892 книги и 4737 авторов, 20735 оценок и 10732 отзыва.

«Завещание Оскара Уайльда» Питер Акройд

Справка: выделить все — Ctrl+A, скопировать — Ctrl+C, вставить — Ctrl+V.

Перепечатка сообщений из конференций запрещена без указания ссылки на сайт и авторов самих сообщений. Перепечатка материалов из прочих разделов сайта запрещена без письменного согласия компании АЛП-Медиа и авторов. Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов. Права авторов и издателя защищены. Техническая поддержка и ИТ-аутсорсинг осуществляется компанией КТ-АЛП.

«Завещание Оскара Уайльда» Питер Акройд читать онлайн — страница 1

ЗАВЕЩАНИЕ ОСКАРА УАЙЛЬДА

Посвящается Одри Куин

9 августа 1900г. Отель «Эльзас», Париж

Сегодня утром я снова зашел в церквушку Святого Юлиана-бедняка. Милейший кюре вообразил, будто я переживаю великую скорбь; однажды, когда я преклонил колени перед алтарем, он тихонько подошел ко мне и прошептал: «Господь милостив — ваши молитвы будут услышаны, сударь». Я громко ответил ему — шептать я не мог, — что все мои молитвы до одной были услышаны, потому-то я и прихожу каждый день к нему в церковь в печали. Этого хватило, чтобы он оставил меня в покое.

Не все знают, что святой Юлиан довольно рано начал тяготиться своим призванием. Он исцелял больных и увечных, а они поносили его, ибо привыкли жить милостыней; он изгонял бесов, а те недолго думая вселялись в очевидцев чуда; он пророчествовал, а его обвиняли в насаждении духа уныния среди богатых. Столь часто большие города закрывали перед ним ворота, столь бесплодны были его мольбы о знамении свыше, что в отчаянии он отказался от пастырства. «Я был исцелителем и пророком, — сказал он, — а теперь стану нищим». Но произошло удивительное: те, кто изливал хулу на его чудеса, возлюбили его за бедность. Они пожалели его и в жалости своей сделали святым. О чудесах никто и не вспоминал. Вот истинно мой святой.

Читайте так же: Если судимость погашена можно ли получить загранпаспорт

По дороге из церкви мне попались трое молодых англичан. Я успел привыкнуть к подобным встречам, и у меня на этот случай разработана особая тактика. Я замедляю шаг и стараюсь не смотреть в их сторону; будучи для них живым воплощением греха, я как могу продлеваю им наслаждение от столь волнующего зрелища. Но на этот раз, отойдя на безопасное расстояние, один из них обернулся и произнес: «Гляньте-ка! Вот миссис Уайльд идет. Экая пышная бабенка!» С пылающим лицом я продолжал идти, как шел, но, едва они повернули на улицу Дантона, я ринулся сюда, в свою комнату — потрясение оказалось непосильным для моих нервов. Я все еще дрожу, когда пишу эти строки. Я словно Кассандр из рождественского представления, которого лупит палкой арлекин и пинает клоун.

В ужасные дни судебного разбирательства я получил по почте конверт, в который было вложено изображение доисторического зверя. Именно так видели меня англичане. Что ж, они пытались приручить чудовище. Они заперли его в клетку. Странно, что после моего освобождения администрация Лондона не предложила мне должность человека-ядра или акробата в Тиволи. Уродливое внушает страх — Веласкес знал это, когда писал своих карликов, — но сломленное и жалкое не более чем тривиально.

Жизнь — это учитель, дающий напоследок самые простые уроки. Как Семела, которая мечтала увидеть величие божества и погибла, окутанная его огненными покровами, я искал славы и был испепелен ею. В дни пурпура и злата я воображал, что явлю миру свое откровение; но получилось иначе — мир явил свое жестокое откровение мне. И все же, как ни тешились надо мной мои мучители, как ни гнали меня в пустыню, точно паршивого пса, точно козла отпущения, дух мой они не сломили — не могли они этого сделать. Выехав из ворот Редингской тюрьмы в наглухо закрытом экипаже, я обрел свободу, смысла которой я тогда еще не мог осознать. У меня нет прошлого. Мои прежние победы потеряли всякое значение. Мои труды совершенно позабыты, и можно не справляться обо мне в бюро вырезок Ромайке: газетам нет до меня дела. Подобно волшебнику Мерлину, беспомощно простертому у ног Вивианы, я пребываю «вне жизни, вне трудов и вне молвы». Это наполняет меня странной радостью. И если, как утверждают друзья, я отрешен от всего, подобно индусу, то потому только, что я открыл для себя великолепное безличие бытия. Я всего лишь «воздействие»: смысл моего существования, внятный другим людям, от меня теперь скрыт.

Вышло так, что, будучи преступником для большинства англичан, в глазах друзей я остаюсь мучеником. Что ж, пускай: такое сочетание делает меня совершенным воплощением художника. У меня есть все необходимые ручательства. Я и Соломон и Иов в одном лице — счастливейший и несчастнейший из людей. Я познал всю пустоту удовольствий и всю реальность страданий. Судьба моя исполнилась до конца: после головокружительного взлета я испытал жесточайшее падение и ныне обрел свободу, присущую тем, чей путь развития пройден. Я словно миссис Уоррен, хотя, увы, без профессии [Миссис Уоррен — персонаж пьесы Дж.Б.Шоу «Профессия миссис Уоррен», респектабельная женщина, но в прошлом — проститутка. (Здесь и далее — прим. перев.)].

Мне ведь давали клички и похуже; проклятия, достойные адской Злой Щели, порой летели мне прямо в лицо. Но имя потеряло для меня всякое значение; Себастьян Мельмот и С.3.3 [Под именем «Себастьян Мельмот» Уайльд жил во Франции после освобождения из тюрьмы. С.3.3 — его тюремный номер, ставший псевдонимом, под которым вышла «Баллада Редингской тюрьмы».] равно годятся для мистификации, раз мое собственное имя умерло. Мальчиком я получал безмерное удовольствие, выписывая его на бумаге: Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд. Целая ирландская легенда заключена в этом имени, и оно казалось мне источником силы и полноты бытия. Впервые ощутил я тогда, какую власть имеет над человеком слово. Но теперь я устал от своего имени и временами в ужасе от него отшатываюсь.

На днях оно попалось мне в «Меркюр» в окружении фраз на невыносимом французском языке. Я выронил газету, будто она была охвачена огнем. Я и взглянуть на нее больше не мог. Словно это имя — Оскар Уайльд — было воронкой, которая грозила засосать меня и уничтожить. На углу улицы Жакоб, напротив кафе, где я бываю, порой появляется сумасшедший. Из-под колес экипажей в него летит грязь, а он изрыгает им вслед проклятия. Мне как никому понятны горечь и отчаяние, что рвутся у него с языка. Но я-то хорошо усвоил простой урок: отверженному сидеть тихо.

Теперь я вижу, что вся моя прежняя жизнь была своего рода безумием. Я пытался сделать из нее произведение искусства. Я, можно сказать, возвел базилику над гробницей мученика — но чудес там, увы, не было и не будет. Тогда я этого не понимал: ведь секретом моего успеха была безраздельная вера в собственную исключительность. Украшая каждый свой день самоцветными словами, обволакивая каждый час ароматом вина, я не придавал значения ни прошлому, ни будущему. Теперь я должен соединить их бесхитростными словами — это мой долг перед самим собой. Ныне, когда моя жизнь проделала весь свой огненный круг, мне следует взглянуть на прошлое другими глазами. Я так часто разыгрывал роли. Я так часто лгал — и я совершал грех, которому нет прощения, я лгал самому себе. Пора покончить с этой многолетней привычкой.

Читайте так же: Пошлина сми

Когда явится Морис с порцией свежих сплетен из жизни Бульваров, я сообщу ему о своем новом занятии. Сделать это надо будет осторожно: если милый юноша просто придет и увидит меня за письменным столом, с ним случится удар. До сих пор я не разубеждал его в том, что у меня в точности такие же интересы, как у него. Когда он узнает, что я взялся вести дневник, он немедленно напишет об этом Робби Россу, обвиняя меня в серьезности и прочих прегрешениях против естества. В литературе он, разумеется, ничего не смыслит. Однажды он спросил меня, кто такой «мистер Уэллс». Я ответил, что так зовут одного лаборанта, чем вызвал у него облегчение.

Морис — замечательный друг. Я познакомился с ним по невероятной случайности. Как-то я зашел в книжный магазин, что позади здания Оперы, и увидел там этого юношу, который разглядывал полку с современными английскими писателями. Зная по долгому опыту, что там стоит томик моих «Замыслов», я с нетерпением принялся следить, снимет он его или нет. Увы, он взял нечто более определенное, принадлежащее перу Джорджа Мура [Джордж Мур (1852-1933) — английский писатель, живший в молодости во Франции.].

Не в силах дольше сдерживаться, я подошел к нему.

— Почему, — спросил я, — вы заинтересовались именно этим автором?

Морис ничуть не смутился.

— Я живу рядом с кафе «Нувель Атен», а он пишет, что именно там выучился французскому языку.

— Сущий позор, что его до сих пор не закрыли. Завтра же обращу на это внимание городских властей.

Он засмеялся, и мне сразу стало ясно, что мы будем большими друзьями. Он рассказал, что его мать француженка, а отец — его уже нет в живых — был англичанин. Истинные британцы, заметил я, живут по расписанию и умирают по расписанию. Моя бесцеремонность его слегка ошарашила. Разумеется, он не подозревал, с кем разговаривает: отец при нем ни словом обо мне не обмолвился, даже на смертном одре. Но тому, кто хорошо смеется, я готов простить что угодно, и я решил, что самолично возьмусь за образование Мориса. Я представил его друзьям и порой разрешаю ему заплатить за мой ужин.

Эти летние вечера мы проводим, лежа на моей узкой кровати и покуривая сигареты. Где-то он прослышал, что я в прошлом знаменитый писатель, известный всему миру мастер, но, думаю, он этому не верит. Порой, размягчившись, я описываю ему какую-нибудь пламенную сцену из «Саломеи» или повторяю одну из наиболее метких острот. Он с удивлением на меня косится, пытаясь понять, какое все это имеет ко мне отношение.

— А почему вы сейчас ничего не пишете? — спрашивает он.

— Мне нечего поведать людям, Морис, — все, что мог, я уже высказал.

Весной здесь был Мор Эйди [Уильям Мор Эйди (1858 — 1942) — английский литератор, друг Уайльда.]. Он привез мне в подарок книжку моих стихов. Она выглядела так, будто с трудом перенесла морское путешествие. Смотреть на нее было тошно, и я воздел руки в ужасе.

— Но, Оскар, тут есть действительно замечательные стихи. — Мор, если только он не занят поисками любовных утех, вечно кого-нибудь утешает.

— Может быть, Мор, но что они значат? Что они значат? — Он смотрел на меня и не знал, что ответить.

Можно, конечно, набраться самоуверенности и попытаться сочинить апологию в защиту самого себя. Это удалось де Куинси, это удалось Ньюмену — считают даже, что это удалось святому Августину. Бернард Шоу постоянно пишет нечто в подобном роде, и только так ему удается приблизиться к настоя щей драматургии. Но я должен найти новую форму. Я не хочу писать в стиле «Исповеди» Верлена — его гений выразился в том, что он выкинул все, способное вызвать хоть малейший интерес. Правда, он был безвреден в прямом смысле слова, он никому не мог принести вреда. Это был простой человек, вынужденный вести сложную жизнь. Я же — сложный человек, которого обволакивает простота скуки. Одни художники ставят вопросы, другие отвечают. Я дам ответ, а вопроса буду с нетерпением ждать на том свете. Кто такой был Оскар Уайльд? Хочешь знать — послушай увертюру к «Тангейзеру». А вот наконец и Морис; его тяжелая поступь обещает важные новости.

10 августа 1900г.

Жид как-то сказал мне, что ведет дневник; то немногое, что там содержится, выдержано, должно быть, в чувствительном духе. Я же предприму нечто в общеобразовательном ключе. Титульный лист уже готов:

Завещание оскара уайльда акройд

НОВОСТИ ЛИТЕРАТУРЫ

НОВЕНЬКОЕ В ЖЕНСКОМ ЖУРНАЛЕ

ПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХ

Потрясающая книга. Не понравится только нацистам.

Ладно, теперь поспешили вы. (18.04.2017 — 21:50:34)
книге: Физики шутят

«Не для сайта!» – это не имя. Я пытался завершить нашу затянувшуюся неудачную переписку, оставшуюся за окном сайта, а вы вын. >>

Читайте так же: Штраф за задержку ндфл

Прочитал все его книги! Великий человек, кардинально изменил мою жизнь.

ПОЛЕЗНАЯ КНИГА. Жаль, что мало в России тех, кто прочитал.

Питер Акройд. Завещание Оскара Уайльда

В Англии роман удостоен премии Сомерсета Моэма.

Вы можете скачать книгу «Питер Акройд. Завещание Оскара Уайльда» в форматах fb2 и epub бесплатно, без регистрации.

Завещание Оскара Уайльда

О книге «Завещание Оскара Уайльда»

На нашем сайте вы можете скачать книгу «Завещание Оскара Уайльда» Питер Акройд бесплатно и без регистрации в формате fb2, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Рецензия Aнжелика на книгу Завещание Оскара Уайльда

Завещание Оскара Уайльда

Купить книгу в магазинах:

«Я видел только красоту»

С этой книгой мы не могли не встретиться.

Во-первых, Питер Акройд. Интеллектуал, эрудит, писатель, поэт и критик с его филологической прозой и литературными играми, с которым я давно хотела познакомиться.

Во-вторых, душка Оскар Уайльд, к личности и творчеству которого много лет отношусь с нежностью. Еще в школе, впервые прочитав его биографию, со мной случился один из первых приступов нелюбви к всевозможным моралистам и блюстителям нравственности а-ля Мизулина. Мой маленький тинейджерский мозг генерировал что-то типа: «Мерзкие англичашки, ханжи и лицемеры, какого талантливого человека вы сгубили! Нет вам прощения!» Художественный мир Уайльда мне понятен и приятен. То, что хранилось в моей голове несформулированным, неназванным и несформировавшимся, я нашла у него в готовом виде. Например, семена эстетизма взросли и заколосились. И не только они. Я ставлю «Портрету Дориана Грея» твердую пятерку, но моя оценка не изменилась бы, если бы от книги осталось только предисловие, столько в нем нужных и полезных мыслей. Я уверена, что «нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все». И я не устаю это повторять всем тем, кто заводит шарманку о безнравственности.

Ну и о книге. «Завещание Оскара Уайльда» — это дневник Уайльда, вмещающий последние четыре месяца его жизни, созданный фантазией Акройда. Я не великий знаток жизни и творчества Оскара Фингала О’Флаэрти Уиллса, но, как выяснилось, мы с Акройдом представляем его практически одинаково. В какой-то момент забываешь, что всё это лишь выдумка, настолько точно всё, что написано, соответствует мифу об Уайльде, который он создавал собственноручно в течение своей короткой жизни.

Этот эффект достигается в том числе благодаря тому, что Акройд прекрасно имитирует стиль своего героя. Этот выдуманный дневник афористичен и парадоксален в той мере, которая позволяет на секунду поверить в подлинность, и при этом не скатывается в пародию на Уайльда. Особенно хороши и точны вставные новеллы, заставляющие вспомнить его красивые сказки. Вообще-то хорош весь роман, такой живой, разноголосый, с живым Уайльдом – больным, бедным, несчастным, отвергнутым практически всеми, вспоминающим свою жизнь, анализирующим ее и причины произошедшей катастрофы, осуждающим себя и любующимся собой.

Я же ценил только прекрасное и отвергал всякое уродство – в этом была моя беда. Я закрывал глаза на действительность. Я с легкостью менял маски и напускал на себя настроения – и в итоге стал пленником этих масок и настроений; даже сейчас меня тянет выделывать словесные рулады.

Сложность и прелесть этой книги в том, что это ведь не биографический роман, а всё-таки постмодернистский. Я кожей чувствую, что автор играет, но моих знаний не хватает, чтобы поймать его за руку.

А еще, судя по всему, Акройд жонглирует фактами. Например, ему захотелось, чтобы Уайльд оказался незаконнорожденным, сыном не врача Уильяма Уайльда, а деятеля ирландского национально-освободительного движения Уильяма Смита О’Брайена. Когда я решила уточнить биографию этого господина, у меня возникла мысль, что тут замешана еще какая-то игра. Большая советская энциклопедия сообщает мне, что О’Брайен физически не мог быть отцом, т.к. в 1854 году был в ссылке в Тасмании и вернулся в Ирландию только в 1856. Если эта информация доступна мне, то уж, конечно, она известна и Акройду. Видимо, писатель хотел дать отсылку к другому мифу – Уайльд скрывал свой возраст, одно время в некоторых книгах и энциклопедиях годом его рождения указывался 1856.

Особенно трогательны последние записи дневника, которые сделаны другом больного Уайльда, уже не имевшего сил писать. Они лаконичны, сумбурны, в них отсутствуют знаки препинания, но продуманы до мелочей.

…я опять буду царствовать в литературе и в жизни правда мама? смеется Я знал что произведу сенсацию больше ничего Господин Уайльд умер в час пятьдесят минут пополудни в пятницу 30 ноября.