Спор о детерминизме в современной науке

Категории Онтология | Под редакцией сообщества: Философия

Детерминизм (от лат. determinо—определяю) — философское и общеметодологическое учение об универсальной, закономерной взаимосвязи и взаимообусловленности явлений и процессов реальности на всех ее структурных уровнях и во всех формах существования. Представления о детерминизме входят в базовую структуру научного метода в качестве его нормативного элемента — они нацеливают исследование на анализ и раскрытие условий, причин и закономерностей любых изменений в природе, обществе и мышлении. Основу детерминизма составляют концепции причинности и закономерностей.

Принцип детерминизма аккумулирует идеи и интуиции, уходящие корнями в архаическое мышление и древнейшую мифологию. Античная философия с первых шагов своего развития наследует и формулирует ряд положений, составивших впоследствии основу теоретических разработок данного принципа: «все связано со всем», «все есть одно», «из одного все, из всего — одно», «всякое изменение имеет причину».

Основы зрелых формулировок принципа детерминизма, многое предвосхитивших в развитии логики и методологии новоевропейской науки, заложены учением Аристотеля о четырех типах причин (материальной, формальной, действующей и целевой), а также тезисом Лейбница «все существующее существует на достаточных основаниях». Вплоть до ХХ века из аристотелевской типологии причин всерьез принималась лишь материальная причинность, к которой редуцировались элементы формальной и действующей, а телеология в любой форме отвергалась как пережиток «религиозно-метафизической» донаучной стадии развития человеческой мысли. Первоначальные версии философского осмысления дарвиновского эволюционизма и даже развитие теоретико-вероятностных представлений в доквантвой физике не смогли существенно поколебать утвердившийся образ жесткого линейного механицистского детерминизма. Его каноническая версия восходит к афористически сформулированным идеям французского естествоиспытателя и математика Пьеру Симону Лапласу (1749-1827).

Лапласовский детерминизм в качестве своего философского праобраза имеет детерминизм демокритовского типа, однако вызывается к жизни не отвлеченными натурфилософскими размышлениями, а реальной практикой науки 17-18 столетий, развивающейся под знаком безусловного господства классической механики Ньютона.

К отличительны чертам лапласовского детерминизма относятся:

сведения всего многообразия связей бытия (и, соответственно, форм детерминации) к причинно-следственным связям;
утверждение, что любое следствие порождается одной-единственной причиной, что получило название «монокаузализма»;
отрицание случайных явлений и связей в природе и отождествление случайности с тем, необходимой причины чего мы не знаем;
тезисом о том, что имеется только одно, точно заданное, возможное будущее;
понимание свободы как познанной необходимости.

Весьма неудовлетворительным, помимо прочего, недостатком лапласовского детерминизма является неизбежно вытекающий из него фатализм: все явления и события однозначно и с необходимостью предопределены прошлыми причинами, и ни о какой свободе выбора в настоящий момент времени не может быть и речи. Однако такой вывод и неприемлем для нашего нравственного и творческого самосознания, и не согласуется с первичным и непосредственным человеческим опытом. Имеются и логические аргументы, опровергающие жесткий детерминизм описанного типа (предложенные, например, К. Поппером[1], не говоря уже о революционных достижениях математического и экспериментального естествознания, заложивших основы неклассического вероятностного и нелинейного миропонимания.

Принцип детерминизма, согласно современным представлениям, развиваемым в рамках и на основе методологических идей неклассического естествознания ХХ — нач. ХХI вв. не предполагает сведения всех отношений обусловливания исключительно к материальным причинно-следственным отношениям, пусть даже и вероятностной природы. Каузальность – одна из форм универсальной детерминации, относящаяся к миру, понятому и описываемому как физическая реальность, и предполагающая пространственно-временную смежность и генетическую преемственность объектов (их аспектов, элементов, явлений вообще), сопровождаемых изменением масс-энергетических и геометрических характеристик взаимодействующих сторон. Наряду с этим общенаучная методология разрабатывает концепции логической, концептуально-смысловой, информационной, структурной, функциональной, кондициональной и телеономической детерминации, каждая из которых обладает качественной спецификой, не сводимой нацело и полностью ни к какой другой форме по отдельности или в комбинации. В конце концов, существуют еще, например, и миры социальных отношений, идеальных объектов математики, художественного отображения человеческой жизни, миры человеческой психики, живой природы и т.п., где с очевидностью действуют законы и формы взаимосвязи, качественно отличные от физически-материальной причинности, впрочем опосредствованно на последней основанные, и ею поддерживаемые в качестве фундаментального необходимого условия возможности реализации первых.

Принцип Д. выражает суть и идеал научного познания мира. Его концентрированным выражением можно считать представление о назначении и функциях теоретической организации научного знания: теория призвана систематически-связно описывать объекты и явления своей предметной области, законосообразно объяснять их и обеспечивать нетривиальные предсказания, в принципе доступные экспериментальной проверке. Правда, в области методологии гуманитарного познания ещё со второй половины XIX в. утвердился широко и очень активно дискутируемый поныне идеал понимания-интерпретации, ассоциируемый в первую очередь со свободой и креативной раскованностью интерпретации и смыслопорождения, нежели с духом кправилосообразности и смыслопринудительности классической науки. Однако и в этой области человеческого мышления и творчества давно утвердились специфические методологические регулятивы, правила и нормы, минимальная смысловая нагрузка которых передается различными редакциями максимы «не всё дозволено!» (отнюдь не любая интерпретация чего бы то ни было окажется осмысленной, обоснованной, компетентной и релевантной). Современная гуманитарная методология располагает своими собственными стандартами теоретической научности и социопрактической эффективности. В последние десятилетия во многом под влиянием развития методологической рефлексии в сфере социогуманитарного знания философы постклассической ориентации развивают учение о неодетерминизме[2].

Детерминизм и индетерминизм в философии и науке

Антиномия: противоречие между двумя положе-ниями, каждое из которых одинаково логически дока-зуемо. “Все имеет причину, но возможна ли свобода”.

Демокрит: “Случайность – это точка пересечения двух необходимостей”.

Спиноза: ”Все происходит так, как происходит и иначе не может произойти.”

Франц. материалисты: “все действует абсолютно детерминировано; есть большие (то, что знаем) и ма-ленькие (то, что не знаем) причины.”

Критикует Лаплассовский принцип детерменизма. Причинность – это необходимый компонент диалекти-ческого закона. Причинность не является необходимо-стью.

Энгельс считает, что нельзя все свести к механи-ческой закономерности. Статистическая закономер-ность – определение будущего с определенной веро-ятностью.

Энгельс уходит от фатализма и признает случай-ность. Случайность – форма проявления необходимо-сти.

Диалектический материализм не отрицает свободу, как познанную необходимость. Отстаивалась свобода воли человека.

Индетерменизм, по Марксу, — это явление, у кото-рого нет причины (например, чудо).

Детерменизм разделяет на философский (у каждо-го события есть причина) и физический (не все собы-тия определены с абсолютной точностью, но можно предсказать вероятность: облако – часы).

В процессе творчества большую роль играет слу-чайность.

Индетерменизм, по Попперу, — это облако, но не чудо. Он отрицает явления без причины.

Законы для мира и для человека одинаковы. Зако-ны логики – это законы и мира, и мышления. В логике нет случайного: что мыслимо, то осуществимо, следо-вательно, в мире тоже не может быть случайностей.

Если мы сталкиваемся с чудом, то необъяснимость его причин – в нашем незнании.

(Принцип детерминизма. Категории причины и следствия, необходимости и случайности, возможно-сти и действительность. Причина и цель.)

Детерминизм от лат determino – определяю, филос учение об объективной закономерной взаимосвязи и взаимообусловленности вещей, процессов и явлений реального мира. Д предполагает наличие разнообраз-ных объективно существующих форм взаимосвязи яв-лений, многие из к-ых выражаются в виде соотноше-ний, не имеющих непосредственно причинного харак-тера, т е прямо не содержащих в себе моментов поро-ждения, производства одного другим. Сюда входят пространств. и врем. корреляции, функциональные за-висимости, отношения симметрии, взаимодействия частей в системах, взаимодетерминация частей и це-лого, связь состояний в движении и развитии и др. (пример теория Дарвина).

Причина и следствие. Категория причинности рас-крывает причинно-следственную связь. Для определе-ния что такое причина надо сопоставлять: причину, повод, условие. Очень важно соотношение причина и условие. Говоря о причине нужно иметь в виду, что причины имеют свои проявления, т е различают фор-мы причин. Причины существенные и несуществен-ные. Все причинно обусловлено и ни что не проходит без следствий. Различие м/у сущностью и не сущно-стью условно. Но это надо доделать, сохраняя единый контекст причины.

Причины различают как объективные так и субъ-ективные. Есть причина и функциональная зависи-мость. Мат модел привело к понятию функциональной зависимости. Для ученого важно не только качествен-ная зависимость м/у причиной и следствием, важно и количественное, которое выражается в функциональ-ной зависимости. Когда говорят о причинности имеют в виду явление которое порождает следствие, а когда говорят о функциональной зависимости гинетическая связь стирается. В функциональной зависимости мож-но менять местами аргумент и функцию. Последние годы стали говорить что понятие причинности устаре-ло и достаточно владеть функциональной зависимо-стью. Появилась теория факторов, когда какая-то ве-личина ставиться в зависимость от ряда факторов. Проблема причинности стала еще более запутанной в связи с проникновением в микромир. В статистической закономерности работает вероятность, в ней нет ссылки на причинность. Многие ученые, пытаясь со-хранить понятие причины, говорят, что есть многооб-разие причинно-следственных связей. Это приемлемо, так как иначе можно допустить наличие чудес.

Рубрики: Философия | Дата публикации: 02.07.2010

Научная электронная библиотека

Некрасов С. И., Некрасова Н. А., Захаров А. М.,

1.3. Идеи развития и детерминизма: значение и следствия

В философии развитие характеризуется как необратимое и направленное. Одновременное наличие этих свойств отличает развитие от других изменений.

Обратимые изменения присущи циклическому воспроизведению постоянной системы связей и отношений (то есть процессу функционирования). Под направленностью подразумевается в некоторой степени условная классификация развития на прогрессивное, регрессивное и горизонтальное. Формы развития формулируются на основании геометрических аналогий: прямолинейное, лестнично-поступательное, спиралевидное и др. Отсутствие направленности делает невозможным «накопление» изменений. В этом случае процесс лишается свойственной развитию единой, внутренне взаимосвязанной линии. Отсутствие закономерностей характеризует «случайные» изменения катастрофического типа[1].

Рассмотрение развития как «упорядоченного и закономерного, необратимого и направленного изменения объекта, связанного с возникновением новых тенденций существования системы»[2], являющееся общефилософским подходом, представляется удовлетворяющим требованиям данного исследования.

Изучение качественно нового состояния объекта, возникающего в процессе развития, не является исчерпывающим для философского осмысления самого процесса. Оно требует формализации неких всеобщих характеристик и рассмотрения реализованных связей во всем их многообразии. Так, важнейшей из указанных характеристик является время, вне которого, в принципе, невозможно определение направленности.

Общественный прогресс является наиболее всеобъемлющим и, в то же время, максимально сложным примером развития. Его неоднозначность связана как с комплексностью самого процесса, так и несовершенством исследовательского инструментария, пребывающего, в свою очередь, в процессе непрерывного развития. В этом и прочих примерах процесс развития характеризуется единством, реализующимся через расширение сферы входящих в него объектов: от неживой и живой природы до социумов и цивилизаций. В целом, на сегодняшний день, детерминистский подход, так или иначе указывающий на решающую роль целенаправленной деятельности человека в процессе развития социума, является превалирующим.

Представители большинства современных направлений философии (в первую очередь — синергетики) относительно едины во мнении, что характеристикой прогрессивного общественного развития является усложнение организации, происходящей в рамках диалектики необходимого и случайного. В этом аспекте, например, Мироздание может характеризоваться объективной стохастичностью, а человек — выступать в качестве необходимо включенного в него упорядочивающего начала. Необходимость, в рамках такой модели, не опровергает случайность, а характеризует потенциал развития, устанавливая его выше лимитированного сформулированными человеком научными законами.

В рассмотрении развития при анализе роли времени важно, что древние представления, условно называемые мифологическими, не оперировали аналогичными развитию понятиями. Представления о цикличности времени не требовали, более того — исключали категорию, характеризующуюся необратимостью и направленностью. В рамках представлений об абсолютном совершенстве Космоса рациональная необходимость направленных изменений, генерирующих принципиально новое, отсутствовала.

В определенной мере возникновение идеи о направленности времени связано с христианством, постулировавшим направленный характер духовного совершенствования. Переход указанных представлений из сферы духа в область материального произошел в эпоху Возрождения, когда эмпирический характер науки вызвал необходимость распространения идеи направленного изменения на природу, что явилось единственно возможным способом придания рациональности естественной истории как знания о направленных и необратимых изменениях объектов природы. Это дало принципиальную возможность формулирования космогонических гипотез, а в дальнейшем — построения теорий эволюции в биологии.

В свете указанных фактов становления философских представлений о развитии знаковым стал тот факт, что наиболее глубокое философское исследование развития, осуществленное Г. В. Ф. Гегелем, было учением о всеобщем развитии духа[3].

В дальнейшем идеализм, казавшийся базовым в гегелевском учении о развитии, в марксизме был подвергнут критике, где развитие утверждалось всеобщим свойством материи, являясь при этом универсальным принципом познания и объяснения истории общества. По сути, вторично произошел во многом условный теоретический переход базисных представлений из нематериальной в материальную сферу. Если в эпоху Возрождения он послужил толчком к созданию классической науки, то здесь его результатом стала построенная на фундаменте материалистической диалектики теория революционного преобразования общества. Охарактеризовав движущие силы, механизм, направление и общие фазы развития, марксизм, рассуждая о революционных преобразованиях, неявно демонстрировал органическое единство эволюционного и революционного развития. При этом, собственно детерминистский подход остался основанием философских построений, не претерпев, как и в античности, существенной модернизации в ходе онтологической полемики.

Читайте так же: Образец заявления гпп

Наряду с принципом детерминизма сегодня диалектические представления о бытии базируются на принципе развития, постулирующем необратимость процесса эволюции мира как реальности. В рамках этого процесса определяющей чертой возникновения «качественно нового» является невозможность рассмотреть его в рамках старых представлений. История философии подтвердила правомерность утверждения единства указанных философских идей: детерминистские представления об упорядоченности и целостности мира не противоречат принципу развития. Эти позиции диалектически подразумевают друг друга, разумеется, при последовательном их формулировании.

Обратимся к античности. Гераклитовская метафора потока, в который невозможно дважды войти (так как в следующее мгновение он становится уже иным)[4], является одной из вариаций принципа развития. Платон в диалоге «Кратил»[5] представлял также полярную позицию. Утверждение, что в одну и ту же реку нельзя войти даже один раз, так как поток изменчив, вело к гносеологическому пессимизму. По сути, позиция содержала в себе отрицание упорядоченности и закономерности бытия, являясь индетерминистской.

Таким образом, изначально в становлении рационалистических представлений принцип развития противостоял индетерминизму, реализованному, например, в кратиловском хаосе.

Помимо этого, принципиальным и практически общепринятым диалектическим тезисом является взаимодополняемость философских позиций Гераклита[6] и Парменида[7]. Отрицать существование объективных законов развития, признавая развитие, противоречиво, так как указанное отрицание приобретает здесь характер закономерности. Отрицание развития невозможно уже в силу принципиальной новизны любого тезиса, так как в случае его неизменности у него не может существовать следствий.

Бытие не может быть и абсолютно однородно, так как гомогенность обессмысливает наличие в нем связей, что характерно для хаоса. В этой связи Н. Кузанский отмечал запредельность хаоса для разума ввиду абсолютного несовершенства последнего[8]. Правда, при этом, божественное бытие — единственное и, обладая абсолютным единством, становилось трансцендентным и, равно как сам хаос, гипотетическим.

Абстрактное определение развития, являясь диалектическим, исходит из того, что миру присуща связность различного наряду с единством в различиях. Процесс же разделения единения различного и собственно единого и является определением феномена развития[9].

Именно благодаря развитию, способы упорядочения бытия на различных уровнях качественно отличаются. Без принципа развития детерминационные связи между различными составляющими бытия (в частности, функциональные и структурные) философски необъяснимы.

Иными словами, указанная философская конструкция приводит к тому, что без утверждения идеи направленного развития, носящего прогрессивный характер, мировой порядок рационально невозможен, равно как невозможны статическая целостность и порядок без цели.

К философским построениям, в которых реализовано диалектическое единство идей развития и детерминизма, относят[10]:

— глобальный эволюционизм, включая модификации антропного принципа, трактовки понятия ноосферы и информационных процессов;
— синергетику в части моделей эволюций и самоорганизации.

Достижения фундаментальных наук, основанные на современных моделях, также подтверждают рациональность указанной философской конструкции. Например, модели «темной материи» позволяют представить Вселенную как универсально связанную систему[11]. Парадигма жизнеспособных и развивающихся систем И. Л. Герловина «содержит методологические и математические условия, при соблюдении которых система может быть жизнеспособной и способной к развитию»[12].

Между тем, потенциал новых научных открытий в любой произвольный момент времени, в принципе, рождает условную возможность изменения общепринятых подходов к закономерностям развития[13].

С возможностью указанного пересмотра невозможно не согласиться, уже исходя из определяющего свойства любой модели, заключающегося в схематизации реальности путем отброса ее некоторых «избыточных» для исследования характеристик.

Это, однако, является единственным доводом в пользу рассуждений указанного направления. Так, на основании глубокого убеждения, «что Природа не только в необозримое число раз богаче нашего современного представления о ней, но и непрерывно развивается»[14], И. Л. Герловин утверждает в целом необходимость парадигмы, способной служить методологической и математической основой теории ноосферы. Он указывает, что она «может быть использована для решения целого ряда проблем не только в физике, но и в других естественных и общественных науках»[15], не претендуя, таким образом, на принципиальный пересмотр подходов к закономерностям развития как такового.

По поводу глобального эволюционизма сформулированы и более уточненные трактовки. Так, например, отмечается, что «идея глобального эволюционизма стала сейчас одной из конкретизаций (форм реализации) принципа развития»[16].

В пользу же дальнейшего широкого использования идей развития и детерминизма в их диалектической связи является заключенный в них эвристический, в том числе, и предсказательный потенциал, реализация которого на сегодняшний день по-прежнему не приводит исследователей в логические тупики, однозначно отвергая тем самым необходимость пересмотра гегелевских представлений. Осмысление позволило адаптировать их к широкому эмпирическому материалу вплоть до процессов в биологии и обществе. Формулирование идей глобального эволюционизма, в частности, произошло именно под влиянием немецкой классической философии.

Связь стратегической идеи «системной целостности» и диалектических идей Г. В. Ф. Гегеля[17] тоже весьма очевидна. Сама диалектика, выявляющая общие законы развития, уже системна. То, что движимое диалектическими противоречиями развитие носит спиралевидный характер, и то, что его феноменальным признаком является изменение качеств, происходящее через скачки, легло в основу и других диалектических построений. Открытия гегелевской философии оказались востребованы и в материалистических (марксизм), и идеалистических (А. Ф. Лосев, С. Л. Франк) концепциях.

Через призму идей развития и детерминизма в контексте исследования целесообразно рассматривать философские вопросы, связанные с антропогенезом.

Наиболее тяготеющая к принципу детерминизма позиция Ф. Энгельса, сформулированная в «Диалектике природы», отмечает переход ведущей роли от естественного отбора к труду. При этом, материальное производство не расценивается как феноменологический признак человека и не детерминирует его, а находится в русле представлений об адаптивном развитии, происходящем через целевую деятельность[18]. В связи с этим исследователи[19] отмечают, что теория антропогенеза, в принципе, ориентирована на научное, сциентистское объяснение антропоцентризма, а «социальный дарвинизм», равно как и теорию конкуренции и «восстание масс» Х. Ортеги-и-Гассет[20], предлагается рассматривать как применение «естественного отбора» к социуму.

Указанные ориентации на детерминированность развития являются модификациями так называемого «органицизма». Именно для него характерны попытки на основании естественнонаучных сведений о силах живой природы объяснить происхождение творческой энергии человека.

Наиболее же важно для данного исследования, что эта позиция идет вразрез с глубоко проработанными представлениями о познании бытия, в частности — с представлениями о диалектическом единстве случайности и необходимости. Органицизм здесь совершает попытку разрешить противоречия между свободой и разумом как трансцендентальными категориями в сфере эмпирического. Это не позволяет сохранить ни одной детерминационной связи, кроме каузальных, гарантирующих лишь последовательность, но не порядок. Проблема самоопределения, логично следующая из признания человека не только объектом (результатом), но и субъектом (движущей силой) антропогенеза, в результате проведенного «упрощения» превращается в философски бесперспективное противостояние детерминизма и индетерминизма.

Весьма неоднозначным, в этой связи, представляется подход теории антропогенеза, видящий социальную сущность человека в приобретении им способностей к практической деятельности, приводящей к относительному единству социальное бытие различных уровней. При этом, использование отдельных понятий биологии (например, «адаптация») в исследованиях социологов оказалось весьма плодотворно. Однако, если применение детерминистских схем, исходящих из достаточного основания, оказалось относительно успешным в исследовании и прогнозировании развития социумов (например, экономический и информационный детерминизм), то прямое использование систем биологических категорий привело лишь к разработке такого узко применимого и даже эмпирически спорного направления, как фрейдизм.

Остановимся также на уточнении единицы эволюции, входящей в сферу исследований в рамках вопроса о развитии. С точки зрения синтетической теории эволюции, это — популяция. Большинство эволюционистских философских концепций не находятся в явном противоречии с этой позицией. Они постулируют скорее идеал разрушения индивидуалистских сущностей, например, через формирование основ общения. Ноосферные концепции на этом фоне являются наиболее выразительными.

И «естественное право», и самомотивация личности, как, впрочем, сама возможность творчества и свободы, очевидно находятся в противоречии с этими позициями. Отчасти, от указанного антагонизма избавлена философия жизни, однако она скорее избегает объективного подхода к феномену человека, уходя от необходимости формулирования общих закономерностей развития в области антропо- и социогенеза одновременно.

Современная философия и социология все чаще обращаются к целевой детерминации. Но в отношении системы человек-общество здесь есть неявное ранжирование целей от стратегических, свойственных глобально-эволюционистским конструкциям, до ситуационных, которые на самом деле императивны и детерминированы, например, социальным статусом. В ракурсе проблемы соотношения принципов развития и детерминизма при принятии тезиса антропогенеза о неуклонном снижении количества вариантов эволюции детерминация сводится к социальной, вовсе не гарантирующей реализацию свободы. В связи с этим, М. Вебер указывал, что в адаптивном развитии общества ведущую роль играет принуждение[21].

Сверхдетерминированность общества подразумевается и М. Хайдеггером, когда он говорит о предварении акта сознания «самообнаружением»[22]. Это, в целом, свидетельствует о мнимости субъектно-объектных отношений в системах человек-общество и человек-Вселенная и о превалировании роли реальности социальной, в частности.

Утверждение о том, что место в социуме в общем плане является императивом, ограничивающим эмпирическое существование человека, в современных философских построениях органично сосуществует с представлениями о человеке как субъекте эволюционных преобразований. Эта возможность, на текущий момент, обусловлена своеобразным разделением сфер применения этих теорий.

Попытки выработки единого подхода, применимого на всех уровнях исследования, наталкиваются на противоречия, сходные с возникающими при абсолютизации какой-либо из парных диалектических категорий. Общими направлениями разрешения указанных противоречий представляются утверждение императивности социального порядка и отказ от попыток тотальной абсолютизации «прикладных детерминизмов», например, экономического. Проведем здесь естественнонаучную аналогию: теория относительности, в части релятивизма пространственно-временных характеристик движения, вовсе не требует отказа в большинстве технических разработок от классических ньютоновских законов, где они являются достаточно точным приближением.

Понимание оснований социальных концепций возможно при учете того факта, что человеку созидающему важно рассматривать действительность как предсказуемую и упорядоченную. Философски выверенная диалектически-дуалистическая реальность будет бесконечно ставить под сомнение сформированные индивидом представления о своем социальном и вселенском статусах. Именно концепции, устанавливающие взаимосвязь и определенность, дают теоретическую возможность деятельного участия человека в мире социальном и естественном. И лишь противоречие между деятельностной сущностью индивида, требующей для него возможности быть непредсказуемым, вызывает принципиальную необходимость изысканий касательно соотношения свободы, основанной на рациональности, с основанном на ней же принуждением.

Создание «бессознательного» фрейдизмом[23], при этом, — явление того же порядка, несмотря на то, что изначально он обеспечивал свободу через непредсказуемость. Концептуальное закрепление спонтанности оказалось равноценным утверждению необходимости. Ситуация здесь во многом сходна с социально-эволюционистскими утверждениями, которые от необходимости свободы способны перейти к необходимости рациональных преобразований.

Развитие для индивида возможно и при простом принятии тезиса о несоответствии эмпирического трансцендентному. Самой существенной издержкой этого подхода является необходимость согласия с высокой долей условности в любом проекте, созданном человеком. В отношении него конструкция всегда будет становиться, в определенной мере, ограничителем, императивом. Здесь существует динамический баланс между предопределенным долженствованием и открытостью биологическому или социальному развитию. Например, даже когда принимается утверждение, что история создается целевой деятельностью человека, развитие социальных сил в рамках концепций зачастую дает результаты, отличные от проектов и желаний индивидов.

Наука, включившая саморазвивающиеся системы в перечень своих объектов, испытывает острую необходимость разработки методологии, специально-научные теории, эти системы моделирующие и объясняющие. В этом русле, в частности, находится активное обращение в XX в. к ноосферным концепциям, например, к учению В. И. Вернадского[24], происходившее на фоне общего повышенного внимания к исследованию механизмов развития, структурных изменений, возникновения новых качеств, процессов самоорганизации.

Общеизвестной является классификация механизмов развития на адаптационные и пороговые. Особенность первых заключается в возможности прогнозирования развития событий с определенной степенью достоверности. Это связано с тем, что область проявления адаптации — это установление устойчивости системы в ее взаимодействии с достоверно определенной внешней средой. Пороговые (бифуркационные) же механизмы реализуются, если система предполагает состояния, переход которых связан с качественным изменением ее организации при наличии множества новых различных ее форм.

На сегодня термин «бифуркация» используется наряду с термином «катастрофа», что подчеркивает качественное изменение характера развития в этой точке с одновременным возникновением новых различных вариантов условно эволюционного развития. В. И. Арнольд указывал, что «бифуркация означает раздвоение и употребляется в широком смысле для обозначения всевозможных качественных перестроек или метаморфоз различных объектов при изменении параметров, от которых они зависят»[25]. Под катастрофой он предложил понимать скачкообразные изменения, возникающие в виде внезапного ответа системы на плавное изменение внешних условий[26].

Таким образом, характер катастрофы скачкообразен, а сама она условно внезапна и возникает в системе как реакция. Здесь заложено соотношение между случайностью и необходимостью, детерминизмом и непредсказуемостью: если воздействия в точке перелома случайны, то развитие после прохождения точки бифуркации детерминировано вплоть до следующей катастрофы.

Математическая формализация этих процессов (например, теория Р. Тома[27]) в общем плане предполагает рассмотрение катастроф как разрывов в системах, подлежащих описанию функциями непрерывными. К источникам теории катастроф также относят[28] теорию бифуркаций динамических систем математиков А. Пуанкаре[29] и А. А. Андронова[30] и топологическую теорию особенностей гладких отображений Х. Уитни[31].

В работе Х. Уитни[32] вместо функций рассматриваются отображения (набор из функций нескольких аргументов). После нее последовало активное развитие теории «особенностей», занявшей в современной математике центральную позицию, благодаря увязке в себе нескольких ее разделов, причем наиболее абстрактных.

Теория «особенностей» вместе с ее приложениями была названа Р. Томом[33] теорией «катастроф». В. И. Арнольд указывает, что, «поскольку теория Уитни дает информацию об особенностях отображения общего положения, можно попытаться использовать эту информацию для изучения большого количества разнообразных явлений и процессов во всех областях естествознания»[34].

Читайте так же: Мне исполнилось 14 лет как получить паспорт

Изначально методы математического анализа предназначались для исследования процессов плавных; общематематический подход, пригодный для изучения бифуркационных изменений, сформулирован не был. Именно теории катастроф в общем плане содержат математически структурированное описание возникновения дискретного из непрерывного.

Теория самоорганизованной критичности[35] глубинно близка теории бифуркации. Здесь указывается, что эволюционирование к критическим состояниям в принципе свойственно сложным системам. Инициатором каскада катастроф может быть бесконечно слабое воздействие, переводящее систему в «турбулентный режим». К сложным системам, описываемым данной конструкцией, авторы относят весьма широкий спектр: от природных, до социальных. С точки зрения неравновесности в одном ряду предлагается рассматривать лавины и землетрясения, крах империй и обвалы рыночных котировок. Проведенная аналогия между обрушением конического песчаного конуса вследствие падения одной частицы (модель авторов) и гибелью цивилизаций классифицирует указанную концепцию как холическую, постулирующую невозможность постижения вектора эволюции системы через рассмотрение ее составных частей.

В теории динамического хаоса естественнонаучные положения, сформулированные в крайне универсальной форме, приобретают не только общенаучный, но философский смысл, конкретизируя современные представления о пороговом развитии.

Понятие энтропии, впервые использованное Клаузиусом в классической термодинамике[36], стало одним из базовых, обретя смысл в философской рефлексии стохастического процесса. «Космологическая переформулировка» второго закона классической термодинамики («энтропия мира стремится к максимуму»), изначально указывавшего лишь на то, что изолированные системы неуклонно наращивают энтропию и приближаются к хаосу, поставила вопросы и философского характера вплоть до эсхатологической проблематики. Регрессирующий от порядка к хаосу мир, в котором «законы природы разрешают только смерть»[37], не вписывался в созданные разумом конструкты.

Практическое наличие таких теоретически невероятных в классической термодинамике событий как переход от хаоса к порядку (образование диссипативных структур), в живой и неживой природе, требовало переноса эволюции в область трансцендентного. Возникшие теоретические противоречия были разрешены путем рассмотрения этих систем как открытых. Здесь принципиально возрастала роль диссипации как свойства системы, находящейся в энергетическом потоке. Наличие этого механизма делало возможными живые системы, характеризующиеся открытостью наряду с неравновесностью. Поглощая энергию и вещество извне, организм не только поддерживает, но и наращивает порядок до некого предела.

В рамках этих представлений жизнь закономерно возникла и существует на границах сред, разделе физических фаз — здесь наиболее сильны конвекционные токи, потоки энергии и энтропии[38].

Глубокую эвристичность данного подхода подтверждает разброс областей его применения. Так, основываясь на анализе множества исторических фактов, Л. Н. Гумилев указывал, что этносы закономерно возникают на стыках природных объектов. «Далеко не всякая территория может оказаться месторазвитием. Подлинными месторазвитиями являются территории сочетания двух и более ландшафтов. Развивая изложенный принцип, можно предположить, что там, где границы между ландшафтными регионами размыты, и наблюдаются плавные переходы от одних географических условий к другим, процессы этногенеза будут менее интенсивны. народы, населяющие сплошные степи, пусть даже очень богатые, обнаруживают чрезвычайно малые возможности развития»[39].

С. Д. Хайтун в своей монографии показывает, что энтропия не является мерой беспорядка либо сложности[40], снимая таким образом противоречие между представлением о прогрессивной эволюции как усложнении и сопутствующим возрастанием энтропии. Автор замечает, что «тождественность энтропии с беспорядком не может быть доказана в принципе»[41].

Исследования С. Д. Хайтуна направлены на обоснование закономерности усложнения в ходе эволюции и повышение статуса закона возрастания энтропии с эмпирического, имеющего право не работать в определенных областях, например, органической и социальной, до фундаментального. В этом статусе закон возрастания энтропии не только определяет ход эволюции, но и становится тождественен ей.

Дальнейшие разработки С. Д. Хайтуна[42] привели его к выводу о направленности эволюции в сторону интенсификации метаболизмов и круговоротов энергии и вещества. Это, в свою очередь, влечет за собой ряд следствий, включая тепловое загрязнение среды: «чем дальше социальная эволюция, тем интенсивней энергетические метаболизмы, что оборачивается все возрастающим потреблением энергии»[43]. Данный подход приводит автора к утверждению необходимости перехода к особой системе «тепловой энергетики и управляемого климата»[44]. Альтернативный сценарий, «связанный с торможением роста потребления энергии и потребления вообще», автором отвергается как направленный «против вектора эволюции».

Современные философские представления о хаосе созвучны древнегреческим: под хаосом понимается некий бесконечный набор явлений, из которого собственно возникает бытие. При этом он не содержит в себе классически полную случайность событий, а является динамическим, детерминированным. Его случайность — это непредсказуемость нелинейной системы любой сложности. Она принципиальна и неустранима.

Идея о том, что хаос появляется из порядка, весьма не нова и опирается на эмпирические факты. Однако, не меньшее количество фактов свидетельствуют и в пользу обратной позиции. Пример порядка, рожденного из хаоса, описан Декартом — создание планетной системы тяготением из рассеянной в пространстве материи[45]. Концепция Большого взрыва в астрофизике находится в этом же ряду. Основываясь, в частности, на перечисленных противоречивых фактах, а также латентности (скрытости от измерения) беспорядка/сложности, С. Д. Хайтун предлагает отказаться от использования энтропии в качестве меры беспорядка/порядка[46].

Естественнонаучные концепции в целом не формулируемы вне аппарата философского детерминизма. Включая в себя диалектическую пару случайности и необходимости, детерминированный хаос предсказуем и непредсказуем ограниченно. Хаос и порядок в чистом виде не существуют даже теоретически, являясь трансцендентной абстракцией. Ранжируется лишь степень порядка: так в природе весьма высокая упорядоченность и стабильность характерны для кристалла, а хаотичность — для газа.

Трансформация представлений о хаосе вызвала необходимость эволюции понимания роли времени. Диалектическое единство развития стохастических и детерминированных систем создало класс объектов, предсказуемых формально, то есть развивающихся предопределенно лишь в рамках конкретного временного отрезка. Хотя в классической термодинамике детерминизм был опровергнут ранее принципом неопределенности В. Гейзенберга[47].

Если до работ Э. Лоренца[48] точность прогнозирования процесса представлялась как находящаяся в прямой зависимости от обработанного исследователем количества фактов, то в настоящее время представления о предсказуемости процесса определенно пересмотрены. В общем плане это обосновывается через необратимость развития, связанную с каскадностью бифуркаций, преобразующих систему. Вероятность обратного хода событий крайне низка, эволюция системы становится необратимой. В открытых системах необратимые процессы порождают высокие уровни организации, например, диссипативные структуры. Так однонаправленность процессов эволюции хорошо известна биологам[49].

Безусловно, возможны внутренне алгоритмизированные процессы, носящие переходный характер, обладающие упорядоченностью в рамках реализации алгоритма. Здесь, однако, действует чисто логическая необходимость, которая суть — лишь результат соглашения. Алгоритмизированное субъектом развитие — объект в определенной мере интеллигибельный. Практические вопросы такого рода обычно решают прикладные дисциплины (наиболее показательный пример — криптографическое кодирование и расшифровка информации). Ценность философской рефлексии в данном случае отсутствует.

Теория динамического хаоса, связанная с именами А. Пуанкаре[50], А. Н. Колмогорова[51], А. А. Андронова[52], А. М. Ляпунова[53], В. И. Арнольда[54], Э. Хопфа[55], явилась диалектическим снятием противоречия между классическими динамическими представлениями и новациями физики стохастических процессов. Философскую необходимость этого общенаучного преобразования представлений отмечал И. Р. Пригожин: если было бы возможно, зная состояние Вселенной в один произвольно выбранный миг, вычислить ее прошлое и будущее как для простой предсказуемой системы, мир оказался бы грандиозной тавтологией[56].

Расширение сферы применения и интерпретаций представлений о диссипации способствовало возобновлению обсуждения роли и перспектив принципа детерминизма. Р. Том указывал, что авторы современных концепций (И. Пригожин, И. Стенгерс, Ж. Моно и др.) «чрезмерно превозносят случай, шум, «флуктуации»; все считают непредвиденное Источником либо организации (через «диссипативные структуры», по Пригожину), либо жизни и разума на Земле (через синтез и случайные мутации ДНК, по Моно)»[57].

Анализируя данную полемику, З. А. Сокулер делает вывод, что «спор о детерминизме, начатый Р. Томом, связан с выразительными возможностями современных математических теорий. Его позиция. состоит в том, что современная наука есть наука математизированная, и потому вопрос о ее выразительных возможностях неразрывно связан с вопросом о выразительных возможностях математических теорий. Понятия случайного и детерминированного имеют смысл только относительно известного формализма, т. е. описания событий на языке математизированных теорий».[58] Указывая на особую роль детерминизма в науке, Р. Том при этом оставался приверженным «аристотелевскому» пониманию причинности, настаивая на актуальности дифференциации причин на формальные, материальные и действующие, не ставя вопрос о возвращении к детерминизму лапласовскому.

С определенными допущениями рассматриваемый «спор о детерминизме» стал новым «эпистемологическим» возвратом к пониманию необходимости и случайности через дробление сфер их проявления. Так И. Пригожин, И. Стенгерс, Ж. Петито, оспаривая позицию Р. Тома, подчеркивали необходимость различать детерминизм математический и детерминизм физический[59]. Отделяя философию от проблемы детерминизма, встающей в современной науке, И. Пригожин и И. Стенгерс указывали, что именно в области математического описания физических явлений «понятие детерминизма приобретает научное значение, и именно в ней оно может обсуждаться и переформулироваться в свете современного развития»[60].

Следование сформировавшимся традициям обсуждения принципа детерминизма в данной дискуссии закономерно повлекло возврат к классическому перечню проблем: «свобода воли, предсказуемость, детерминизм и законы науки, природа случайного, типы причинности, исторические типы детерминизма, детерминизм локальный и глобальный, детерминизм и редукционизм и пр. Общий знаменатель. состоит в стремлении отказаться от противопоставления детерминизма и индетерминизма. показать ограниченность классического физического детерминизма, снять противопоставление необходимости и случайности».[61] Новый, «эпистемологический» виток полемики повлек, таким образом, возврат к необходимости утверждения диалектического единства принципов детерминизма и развития, не в последнюю очередь и в целях фундирования современных системно-эволюционных конструкций.

Рассмотренная выше классификация механизмов развития по степени «внезапности» несет в себе не только одну из его интерпретаций, но и выявляет так называемый принцип дивергенции, то есть расхождения (размножения) новых организационных форм. Его значение весьма существенно для понимания общих процессов самоорганизации и, в частности, эволюции живого мира. Здесь процесс развития приводит к непрерывному увеличению разнообразия форм, так как увеличение числа возможных путей дивергенции (по сути — путей эволюции) происходит вместе с усложнением системы. Тождественная же эволюция двух развивающихся систем становится практически невозможной.

Процесс самоорганизации, представляющий собой образование порядка из хаоса, философски является условно-прогрессивным по отношению к сценарию разрушения порядка. Более строго самоорганизация определяется как «установление упорядоченного состояния или поведения в сложных открытых системах, возникновение из начальной неупорядоченности организованных в пространстве и/или времени структур и процессов — без упорядочивающих внешних воздействий»[62].

Все существующие на текущий момент теории данного процесса в определенных своих частях спорны и общепринятыми не являются.

Научное доказательство невозможности абсолютной неупорядоченности было произведено в 1928 году Ф. Рамсеем[63]. В общем плане обосновывалось, что любое достаточно большое множество объектов должно содержать в себе упорядоченную структуру.

Рождение упорядоченного в неравновесных системах, упомянутое выше, рассматривалось в работах И. Р. Пригожина[64] и Г. Хакена[65]. В работах И. Р. Пригожина самоорганизация представляет собой образование диссипативных структур в термодинамически открытых системах. В синергетике подобным же образом самоорганизацией считают структурирование, появление упорядоченности, периодичности в пространстве или времени[66].

Наряду с термином «самоорганизация» используется и «самосборка», обозначающий упорядочивание компонентов любого уровня, характеризующееся самопроизвольностью и автономностью. В этом же ряду находится и холическое понятие «эмерджентность», постулирующее приоритетность сложного перед составными частями самоорганизованной системы.

Остановимся также на понятии «антихаос», введенном С. Кауфманом[67] для обозначения порядка, самопроизвольно реализованного в хаотической системе. Рассматривая случайные булевые сети в качестве эквивалента хаотической системы, Кауфман указывает на ограниченность числа состояний. Конечное число аттракторов наряду с дискретностью возможных состояний в этой теоретической разработке приводит к коллективной упорядоченности.

На текущий момент современной цивилизации известны многочисленные факты самоорганизации (от космологии до техногенных систем). Важной особенностью является наличие таких фактов в изначально относительно простых, созданных и алгоритмизированных человеком структурах (например, компьютерных сетях). Знаковым эмпирическим подтверждением научного потенциала общетеоретического исследования самоорганизации явился факт непредсказуемого поведения (сходного с социальным, характеризующимся появлением лидера) в группе взаимодействующих роботов с одинаковыми элементарными программами[68].

С. Д. Хайтун предлагает парадигму, предусматривающую рассмотрение взаимодействий как первичной фундаментальной сущности эволюции и как движущую ее силу. «Давление взаимодействий в направлении роста энтропии по самой природе вещей изначально обладает самоорганизующей силой. Эта сущность фундаментальна, первична, не может быть обоснована и не нуждается в обосновании»[69].

Оригинальное понимание второго закона термодинамики предложено В. Е. Пеньковым: «если между элементами не возможно образование связей, то наиболее вероятное состояние соответствует термодинамическому равновесию в полном соответствии со вторым началом термодинамики; если же образование связей возможно, то наиболее вероятное состояние соответствует образованию структуры»[70]. К данному предположению автор приходит, основываясь на более общем утверждении о том, что «система стремится к наиболее вероятному состоянию», базирующемся, в свою очередь, на определенной статистической модели[71]. Данный подход представляется весьма сходным с научно-философскими построениями, утверждающими фундаментальную роль взаимодействий, например, подходом С. Д. Хайтуна[72].

Взаимодействие как самодвижущая сила рассматривалось и ранее. Р. Декарт утверждал, что законы взаимодействий являются первопричиной движения Вселенной в сторону увеличения порядка[73]. Отчасти близка к этим идеям и позиция Г. В. Ф. Гегеля, согласно которой саморазвитие мира связано с внутренними противоречиями[74], при необходимости теоретически сводимым к взаимодействиям вообще. Эпистемологическим источником данных идей можно предположить вышеописанную возможность многовариантности детерминационных связей при построении философской картины сложной системы. Так Ф. Гельхар указывал, что И. Кант трактовал ньютоновскую картину мира таким образом, что «природа несет в себе самой свои созидательные способности»[75].

Читайте так же: Заявление на оплату эвакуатора

В дальнейшем диалектические позиции были несколько модифицированы марксизмом. Перенос диалектики в область социального потребовал большей конкретизации, приведшей к концептуальной дегомогенизации: дарвинизм, возобладавший в биологическом эволюционизме, распространился на общественные процессы, отчасти подменив внутренние противоречия воздействием внешней среды.

Итак, современное понимание процесса развития необходимо включает в себя представление о диалектическом единстве «плавности» и «катастрофичности», его в равной степени характеризующих, что определило включение данного вопроса в сферу исследования. Наряду с этим принципиально важно и противодействие тенденций к стабильности и к поиску нового, вызывающего нестабильность, происходящему на всех уровнях организации в связи с рационализацией использования имеющихся в распоряжении источников энергии и вещества. Проведенное рассмотрение ряда существующих концепций позволяет говорить о фундирующем значении принципа детерминизма в данных конструкциях.

Как было показано, ключевые идеи эволюционного и системного подходов, образующих при своем объединении собственно парадигму глобального эволюционизма, основаны на представлениях о философских категориях необходимости и случайности и конкретизируют принцип детерминизма в наиболее широком его понимании, подразумевающем весь рассмотренный спектр детерминационных связей. Это, в конечном счете, позволяет глобальному эволюционизму характеризовать взаимосвязь самоорганизующихся систем разной сложности и претендовать на объяснение генезиса новых структур.

В данной главе обоснование эвристического потенциала принципа детерминизма, по сути, произведено на уровне философских категорий. Представляется, что приведенная доказательная база требует дальнейшего расширения путем рассмотрения «творческих конкретизаций» принципа детерминизма в конкретных концепциях глобальной эволюции и сопутствующих философских и естественнонаучных вопросах.

[1] Алексеев, П. В., Панин, А. В. Философия. Учебник / П. В. Алексеев, А. В. Панин — М.: Проспект, 2005. — С. 449

[2] Иванов, А. В., Миронов, В. В. Университетские лекции по метафизике / А. В. Иванов, В. В. Миронов — М.: «Современные тетради», 2004. С. 272.

[3] Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук — Т. 1. Наука логики. / Г. В. Ф. Гегель — М.: Мысль, 1974. — 452 с.

[4] Гераклит, Э. Переводы фрагментов на рус. яз. В. Нилендера / Гераклит Эфесский // Нилендер В. Гераклит Эфесский, М., 1910.

[5] Платон. Собрание сочинений в 4 т.: Т. I. / Общ. ред. А. Ф. Лосева и др.; Авт. вступ. статьи А. Ф. Лосев; Примеч. А. А. Тахо-Годи; Пер. с древнегреч. / Платон — М.: Мысль, 1990.

[6] Гераклит, Э. Переводы фрагментов на рус. яз. В. Нилендера / Гераклит Эфесский // Нилендер В. Гераклит Эфесский, М., 1910.

[7] Парменид. О природе / Парменид // Фрагменты из произведений ранних греческих философов. Ч. 1. — М.: Наука, 1989. — С. 295 — 297.

[8] Кузанский, Н. Сочинения в 2-х томах. / Общ. ред. и вступит. статья З. А. Тажуризиной / Н. Кузанский — М.: Мысль, 1979.

[9] Иванов, А. В., Миронов, В. В. Университетские лекции по метафизике / А. В. Иванов, В. В. Миронов — М.: «Современные тетради», 2004. С. 282.

[10] Иванов, А. В., Миронов, В. В. Университетские лекции по метафизике / А. В. Иванов, В. В. Миронов — М.: «Современные тетради», 2004. С. 283.

[11] Лесков, Л. В. На пути к новой картине мира / Л. В. Лесков // Сознание и физическая реальность. т. 1. 1996. № 1-2. — с. 42-54.

[12] Герловин, И. Л. Основы теории всех взаимодействий в веществе / И. Л. Герловин — Л.: Энергоатомиздат, Ленингр. отд-ние, 1990. — С. 4.

[13] На которую указывает, например, П. П. Гайденко. Круглый стол журналов «Вопросы философии» и «Науковедение», посвященный обсуждению книги В. С. Степина «Теоретическое знание». (Выступили: В. А. Лекторский, Е. В. Семенов, Б. Г. Юдин, В. И. Аршинов, В. С. Степин, Л. А. Микешина, П. П. Гайденко, С. П. Курдюмов, В. С. Швырев, Е. А. Мамчур, Ю. Н. Давыдов) // Вопр. философии. — 2001. — № 1. — С. 3-32.

[14] Герловин, И. Л. Основы теории всех взаимодействий в веществе / И. Л. Герловин — Л.: Энергоатомиздат, Ленингр. отд-ние, 1990. — С. 5.

[15] Герловин, И. Л. Основы теории всех взаимодействий в веществе / И. Л. Герловин — Л.: Энергоатомиздат, Ленингр. отд-ние, 1990. — С. 10

[16] Казютинский, В. В. Глобальный эволюционизм и научная картина мира / В. В. Казютинский // Глобальный эволюционизм (Филос. анализ). — М.: ИФРАН, 1994. — С. 138.

[17] Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук — Т. 1. Наука логики. / Г. В. Ф. Гегель — М.: Мысль, 1974. — 452 с.

[18] Энгельс, Ф. Диалектика природы. // Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч., 2 изд. Т. 20 / Ф. Энгельс — М.: Госполитиздат, 1955. — С. 343-626.

[19] Бондаренко, Н. Г. Принцип детерминизма в коммуникативной теории общества: Дис. д-ра филос. наук: 09.00.11 / Н. Г. Бондаренко — Ростов н/Д, 2004. С. 73.

[20] Ортега-и-Гассет, Х. Восстание масс / X. Ортега-и-Гассет — М.: ООО «Издательство АСТ», 2005. — 269 с.

[21] Вебер, М. Политические работы. 1895-1919: Перевод с немецкого / М. Вебер — М.: Праксис, 2003.

[22] Хайдеггер, М. Бытие и Время / М. Хайдеггер — М.: Ad Marginem, 1997. — 452 с.

[23] Фрейд, З. Психология бессознательного / З. Фрейд — СПб.: Питер, 2006. — 390 с.

[24] Вернадский, В. И. Биосфера и ноосфера / Предисловие Р. К. Баландина / В. И. Вернадский — М.: Айрис-пресс, 2004.

[25] Арнольд, В. И. Теория катастроф / В. И. Арнольд — М.: Наука, 1990. С. 4.

[26] Арнольд, В. И. Теория катастроф / В. И. Арнольд — М.: Наука, 1990. С. 4.

[27] Thom, R. Qualitative and quantitative in Evolutionary Theory with some thoughts on Aristotelian Biology / R. Thom // Memor. Soc. Ital. Sci. Natur. 1996. Vol. 27. N 1. P. 115-117.

[28] Исаева, В. В. Синергетика для биологов / В. В. Исаева — Владивосток: Изд-во Дальневосточ. ун-та, 2003. С. 7.

[29] Пуанкаре, А. О науке / А. Пуанкаре; пер. с фр.; ред. Л. С. Понтрягина. — 2-е изд., стер. — М.: Наука. Гл. ред. физ. — мат. лит., 1990.

[30] Андронов, А. А. Предельные циклы Пуанкаре и теория автоколебаний // Собрание трудов / А. А. Андронов — М.: Изд-во АН СССР, 1956. — С. 41-65.

[31] Whitney, H. Mappings on the plane into the plane / H. Whitney, Ann. Math., 1955, v. 62, p. 374-410.

[32] Whitney, H. Mappings on the plane into the plane / H. Whitney, Ann. Math., 1955, v. 62, p. 374-410.

[33] Thom, R. Qualitative and quantitative in Evolutionary Theory with some thoughts on Aristotelian Biology / R. Thom // Memor. Soc. Ital. Sci. Natur. 1996. Vol. 27. N 1. P. 115-117.

[34] Арнольд, В. И. Теория катастроф / В. И. Арнольд — М.: Наука, 1990. С. 8.

[35] Бак, П., Чен, К. Самоорганизовнная критичность / П. Бак, К. Чен // В мире науки. — 1991. — № 3. — С. 16-24.

[36] Klausius, R. Abhandlung über die mechanische Wä rmetheorie / R. Klausius — Braunschweig, 1864 — 1867, 2 т.

[37] Пригожин, И., Стенгерс, И. Порядок из хаоса: новый диалог человека с природой / И. Пригожин, И. Стенгерс; пер. с англ. — М.: Прогресс, 1986. С. 231.

[38] Хайтун, С. Д. Механика и необратимость / С. Д. Хайтун — М.: Янус. 1996. — 448 с.

[39] Гумилев, Л. Н. Этногенез и биосфера Земли / Л. Н. Гумилев — М.: ООО «Издательство АСТ», 2005. С. 190

[40] Хайтун, С. Д. Механика и необратимость / С. Д. Хайтун — М.: Янус. 1996. — 448 с.

[41] Хайтун, С. Д. Эволюция и энтропия: фундаментальная сущность эволюции / С. Д. Хайтун // Технико-экономическая динамика России: Техника, экономика, промышленная политика. — М.: ГЕОПланета, 2000. С. 30-48.

[42] Хайтун, С. Д. Феномен человека на фоне универсальной эволюции / С. Д. Хайтун — М.: КомКнига, 2005.

[43] Хайтун, С. Д. Феномен человека на фоне универсальной эволюции / С. Д. Хайтун — М.: КомКнига, 2005. С. 298.

[44] Хайтун, С. Д. Феномен человека на фоне универсальной эволюции / С. Д. Хайтун — М.: КомКнига, 2005. С. 307.

[45] Декарт, Р. Мир, или трактат о Свете // Сочинения в 2 т. — Т. 1 / Сост., ред., вступ. ст. В. В. Соколова / Р. Декарт — М.: Мысль, 1989. С. 198.

[46] Хайтун, С. Д. Эволюция и энтропия: фундаментальная сущность эволюции / С. Д. Хайтун // Технико-экономическая динамика России: Техника, экономика, промышленная политика. — М.: ГЕОПланета, 2000. — С. 30-48.

[47] Гейзенберг, В. Избранные труды. / В. Гейзенберг — М.: Едиториал УРСС, 2001. — 616 с.

[48] Лоренц, Э. Детерминированное непериодическое движение / Э. Лоренц // Странные аттракторы. — М., 1981. — с. 88-116.

[49] Исаева, В. В. Синергетика для биологов / В. В. Исаева — Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 2003. С. 23.

[50] Пуанкаре, А. О науке / А. Пуанкаре; пер. с фр.; ред. Л. С. Понтрягина. — 2-е изд., стер. — М.: Наука. Гл. ред. физ. — мат. лит., 1990.

[51] Колмогоров, А. Н. Теория вероятностей и математическая статистика // Избранные труды. Т. 2 / А. Н. Колмогоров — М.: Наука, 1986.

[52] Андронов, А. А. Предельные циклы Пуанкаре и теория автоколебаний // Собрание трудов / А. А. Андронов — М.: Изд-во АН СССР, 1956. — С. 41-65.

[53] Ляпунов, А. М. Общая задача об устойчивости системы / А. М. Ляпунов — Л.; М.: Гостехиздат, 1950. — 473 с.

[54] Арнольд, В. И. Теория катастроф / В. И. Арнольд — М.: Наука, 1990.

[55] Хопф, Э. Эргодическая теория / Э. Хопф // Успехи математических наук, 1949, т. 4, в. 1

[56] Пригожин, И., Стенгерс, И. Порядок из хаоса: новый диалог человека с природой / И. Пригожин, И. Стенгерс; пер. с англ. — М.: Прогресс, 1986. С.126

[57] Amsterdamski, St., Allan, H., Danchin, A. et al. La querelle du determinisme. Philosophic de la science d’aujourd’hui / St. Amsterdamski, H. Allan, A. Danchin — P.: Gallimard. 1990. — p. 61-62.

[58] Сокулер, З. А. Спор о детерминизме во французской философской литературе / З. А. Сокулер // Вопросы философии. — 1993. — № 2. — С. 140.

[59] Сокулер, З. А. Спор о детерминизме во французской философской литературе / З. А. Сокулер // Вопросы философии. — 1993. — № 2. — С. 144.

[60] Amsterdamski, St., Allan, H., Danchin, A. et al. La querelle du determinisme. Philosophic de la science d’aujourd’hui / St. Amsterdamski, H. Allan, A. Danchin — P.: Gallimard. 1990. — p. 252.

[61] Сокулер, З. А. Спор о детерминизме во французской философской литературе / З. А. Сокулер // Вопросы философии. — 1993. — № 2. — С. 146.

[62] Исаева, В. В. Синергетика для биологов / В. В. Исаева — Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 2003. с. 46.

[63] Грэм, Р. Л., Спенсер, Дж. Х. Теория Рамсея / Р. Л. Грэм, Дж. Х. Спенсер // В мире науки. — 1990. — № 9. — С. 70-76.

[64] Пригожин, И., Стенгерс, И. Порядок из хаоса: новый диалог человека с природой / И. Пригожин, И. Стенгерс; пер. с англ. — М.: Прогресс, 1986. — 432 с.

[65] Хакен, Г. Синергетика. Иерархии неустойчивостей в самоорганизующихся системах и устройствах / Г. Хакен / Пер. с англ. — М.: Мир, 1985. — 432 с.

[66] Исаева, В. В. Синергетика для биологов / В. В. Исаева — Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 2003. С. 46.

[67] Кауфман, С. А. Антихаос и приспособление / С. А. Кауфман // В мире науки Scientific American. — 1991. — № 10. — с. 58-65.

[68] Уорвик, Л. Наступление машин. Почему миром будет править новое поко-ление роботов / Л. Уорвик — М.: МАИК «Наука / Интерпериодика», 1999. — 240 с.

[69] Хайтун, С. Д. Эволюция и энтропия: фундаментальная сущность эволюции / С. Д. Хайтун // Технико-экономическая динамика России: Техника, экономика, промышленная политика. — М.: ГЕОПланета, 2000. — С. 30-48.

[70] Пеньков, В. Е. Методологические проблемы эволюционного подхода / В. Е. Пеньков // Научная мысль Кавказа. 2005. — № 16. — С. 8.

[71] Пеньков, В. Е. Философский анализ вероятностного подхода к исследованию эволюции материи / В. Е. Пеньков // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2006. — № 1. — С. 4.

[72] Хайтун, С. Д. Эволюция и энтропия: фундаментальная сущность эволюции / С. Д. Хайтун // Технико-экономическая динамика России: Техника, экономика, промышленная политика. — М.: ГЕОПланета, 2000. — С. 30-48.

[73] Декарт, Р. Мир, или трактат о Свете // Сочинения в 2 т. — Т. 1 / Сост., ред., вступ. ст. В. В. Соколова / Р. Декарт — М.: Мысль, 1989. С. 179-249.

[74] Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук — Т. 1. Наука логики. / Г. В. Ф. Гегель — М.: Мысль, 1974. — 452 с.

[75] Гельхар, Ф. К истории эволюционной идеи в физике / Ф. Гельхар // Концепция самоорганизации в исторической ретроспективе. — М.: Наука, 1994. с. 150.

Рекомендуемая дополнительно

Детерминизм и индетерминизм в философии и науке

Научная электронная библиотека

1.3. Идеи развития и детерминизма: значение и следствия