Инвестиционные споры судебная практика

Евразийский юридический портал

Бесплатная юридическая консультация онлайн, помощь юриста и услуги адвоката

Инвестиционный спор в международном праве

В настоящей статье рассмотрена проблема определе­ния инвестиционного спора и основных категорий, позво­ляющих признать спор «инвестиционным».

Четкое определение основных понятий в науке тра­диционно позволяет избегать правовых казусов и споров, однако это не относится к определению «инвестиционный спор». В юридической литературе отсутствие его унифи­цированного определения вызывает многочисленные дис­куссии. Результатом этого становится то, что государства — участники различных международных договоров по-раз­ному трактуют данный термин.

Общеизвестно, что логическое ударение в словосочета­нии «инвестиционный спор» падает на слово «инвестици­онный». По мнению известного юриста-международника Дж.Шварценбергера, «иностранные инвестиции — это среднесрочные и долгосрочные кредиты и займы, пред­назначенные для импорта оборудования и услуг, а также любое другое имущество, включая «любые права и инте­ресы за границей, которыми лицо обладает прямо или косвенно».

По смыслу и содержанию международных договоров «инвестиция» должна быть в виде долгосрочного вклада (денежного в натуре, в том числе и в виде нематериальных ценностей), носить предпринимательский риск с возмож­ными прибылями и убытками и контролироваться прямо или косвенно самим инвестором.

Наличие в отечественной доктрине многочисленных определений понятия «инвестиция», данных такими уче­ными, как А.Г.Богатырев, М.М.Богуславский, И.З.Фархутдинов и т. д., позволяет сделать вывод об отсутствии уни­фицированного понятия «инвестиция» и делает более интересной задачу определения самого термина «инвести­ционный спор».

В широком смысле под инвестиционным спором по­нимаются любые споры, связанные с инвестициями. В узком смысле инвестиционные споры представляют собой правовые споры между государством и иностранным инве­стором, связанные с инвестициями последнего на террито­рии первого. Это обусловлено наличием квалифицирую­щих признаков — особым составом участников (государство с одной стороны и иностранный инвестор с другой), спец­ификой предмета и особым порядком урегулирования инвестиционных споров. В доктрине именно такие споры принято называть инвестиционными.

Небезынтересно мнение Е.В.Попова о том, что под инвестиционным спором необходимо понимать комплекс правоотношений, возникающих в связи с разрешением разногласия или поиском оптимального варианта по уре­гулированию спорных ситуаций, которые появляются в рамках осуществления инвестиционной деятельности.

Вместе с тем, понятие «инвестиционный спор» в международных договорах закреплено в Вашингтонской Конвенции «Об урегулировании инвестиционных споров между государствами, физическими или юридическими лицами других государств» от 18 марта 1965 г. (далее — Ва­шингтонская Конвенция). Согласно ст. 25 Вашингтонской Конвенции 9 к категории «инвестиционные споры» относят­ся споры, возникающие в связи с прямыми иностранными инвестициями между договаривающимся государством и лицами других договаривающихся государств, а именно:

а) инвестиционные споры, которые вытекают из отно­шений, связанных с иностранными инвестициями;

б) споры, возникающие между договаривающимся го­сударством и иностранным частным инвестором;

в) правовые споры, касающиеся сущности и объема юридических прав и обязанностей сторон, условий и раз­меров компенсации за нарушение обязательств по дан­ному инвестиционному контракту. Иначе говоря, споры, возникающие между государством и юридическим (физи­ческим) лицом другого государства.

Как видим, Вашингтонская Конвенция довольно ши­роко определяет категорию инвестиционных споров, но не дает унифицированного определения. Основной ее задачей является перевод инвестиционных споров из публично­правовой в частноправовую плоскость, поэтому ее авторы предполагали, что более конкретное определение будет дано в национальных законодательствах стран-участниц или в двухсторонних инвестиционных соглашениях.

Очевиден общий вывод. От того, как трактуется поня­тие «иностранные инвестиции» в национальном законода­тельстве, зависит толкование в Вашингтонской конвенции основного понятия «инвестиционные споры», на разре­шение которых направлены нормы, содержащиеся в этой конвенции. Этот вывод подтверждается положениями п. 4 ст. 25 Вашингтонской Конвенции. По мнению специалистов, это дает возможность: во-первых, государству — участнику Конвенции дать определение понятия «инвестиционные споры» в национальном законодательстве; во-вторых, госу­дарству самостоятельно определить категории инвестици­онных споров, передаваемых в Международный Центр по урегулированию инвестиционных споров (далее — МЦУИС) для рассмотрения, косвенным образом дать определение названного выше понятия.

С.И.Крупко признает данное мнение ошибочным. Таким способом, — полагает исследователь, — «государство всего лишь определяет компетенцию МЦУИС относитель­но инвестиционных споров со своим участием или с уча­стием лиц, имеющих национальность этого государства». С таким подходом С.И.Крупко нельзя согласиться. По на­шему мнению, переданные на рассмотрение в МЦУИС спо­ры следует признавать «инвестиционными» при условии, если: 1) по этим спорам приняты обязательные для сторон решения; 2) инвестиционный спор урегулирован в соответ­ствии с нормами и принципами международного права.

Согласно ст. 1 Вашингтонской Конвенции, «задачей МЦУИС является предоставление структур для прими­рения и арбитража в связи с инвестиционными спорами между Договаривающимися Государствами и физически­ми или юридическими лицами других Договаривающих­ся Государств». Пункт 1 ст. 25 Вашингтонской Конвенции предусматривает, что юрисдикция МЦУИС распростра­няется на все непосредственно связанные с инвестициями правовые споры между государствами (или любым под­разделением или учреждением государств) и физическим и юридическим лицом другого государства — участника Конвенции. Эта статья наглядно подтверждает распростра­нение юрисдикции МЦУИС и дает возможность признать передаваемые споры «инвестиционными».

Между тем национальное законодательство, регла­ментируя порядок разрешения инвестиционных споров, не дает широкого определения самого понятия. Это под­тверждается Федеральным законом РФ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации» от 9 июля 1999 г. (далее — Закон). В соответствии со ст. 10 Закона, «спор иностранного инвестора, возникший в связи с осуществле­нием инвестиций и предпринимательской деятельности на территории Российской Федерации, разрешается в со­ответствии с международными договорами Российской Федерации и федеральными законами в суде или арби­тражном суде либо в международном арбитраже (третей­ском суде)». Сравнительно-правовой анализ подтвердил существование аналогичного положения в инвестицион­ном законодательстве некоторых стран — участниц СНГ (в частности Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана). Ис­ключением является инвестиционное законодательство Ре­спублики Казахстан. Согласно ст. 1 п. 5. Закона Республи­ки Казахстан № 373 «Об инвестициях» от 8 января 2003 г., инвестиционный спор — это спор, вытекающий из дого­ворных обязательств между инвесторами и государствен­ными органами в связи с инвестиционной деятельностью инвестора. Таким образом, Казахстан выполнил замысел авторов Вашингтонской Конвенции, предусмотрев в на­циональном законодательстве термин «инвестиционный спор».

Следует отметить, что довольно широкое определе­ние категорий инвестиционного спора предусмотрено также в Договоре к Энергетической Хартии, согласно ко­торому это спор, связанный с инвестициями Договариваю­щейся Стороны и инвестором другого государства, касаю­щийся нарушения обязательств по «Поощрению и защите капиталовложений».

Базовые инвестиционные законы большинства госу­дарств не содержат обширного и более конкретного опре­деления понятия «инвестиционные споры». Надо полагать, объясняется это тем, что такие положения предусмотрены в двухсторонних инвестиционных соглашениях (в некото­рых источниках — Договор о взаимной защите капиталовло­жений). Например, Договор между Россией и США о поо­щрении и взаимной защите капиталовложений от 17 июня 1992 года в ст. 6, не используя термина «инвестиционный спор», раскрывает это понятие: «.. .спор в связи с капиталов­ложением определяется как спор по поводу (а) толкования или применения договора о капиталовложении; (b) толко­вания или применения любого разрешения, выдаваемого в связи с капиталовложением органом Стороны, ведающим иностранными капиталовложениями; или (с) наличия и последствий заявленного нарушения любого права, предо­ставляемого настоящим Договором или возникающего из него в отношении капиталовложения». Следует отметить еще один момент. Анализ двухсторонних инвестицион­ных соглашений, подписанных Российской Федерацией с иностранными государствами, в большинстве случаев предусматривает только механизмы урегулирования инве­стиционных споров без раскрытия определения. Это сви­детельствует о том, что на примере России двухсторонние инвестиционные соглашения 16 (договор о взаимной защите капиталовложений) полностью не раскрывают и не уточ­няют критерии признания споров «инвестиционными». Более того, включение Россией в ДИС положений о пере­даче споров в МЦУИС само по себе, без ратификации Ва­шингтонской конвенции, не предоставляет иностранным инвесторам каких-либо новых, дополнительных гарантий, связанных с разрешением инвестиционных споров, увели­чением в недалеком будущем числа двусторонних согла­шений, предусматривающих возможность передачи спора в МЦУИС.

Отсутствие в ДИС широкого определения понятия «инвестиционный спор» дает возможность сделать неодно­значный вывод: под «инвестиционным спором» необходи­мо признавать спор, связанный с нарушением обязательств и положений ДИС, основной идеей которого является за­щита и поощрение «инвестиций». Это свидетельствует о том, что зарубежная доктрина при определении инвести­ционного спора базируется на международно-правовых документах, а не на теоретическом исследовании вопроса.

Как справедливо отметили французские ученые Д.Карро и П.Жюйар, ДИС, используемые европейскими странами и США, очень похожи в части определения поня­тия инвестиций. Однако это понятие остается неудовлетво­рительным, поскольку его авторы придерживались одно­временно синтетического и аналитического методов. При синтетическом методе используется обобщенное понятие инвестиций, включающее, как это имеет место в двухсто­ронних договорах, «все блага, такие как имущество, права и интересы любого рода». При аналитическом методе обоб­щенное понятие дополняется исчерпывающим указанием на конкретные категории основных «благ, прав и интере­сов». В этот ряд, таким образом, включаются все объекты собственности, материальные и нематериальные блага. Это свидетельствует о том, что в действительности договоры ставят целью защиту любого имущества иностранцев не­зависимо от того, имеет или не имеет оно инвестиционный характер.

Традиционно сторонами в международных инвести­ционных спорах выступают как субъекты международ­ного публичного права, так и субъекты международного частного права. Это придает правовому регулированию международных инвестиционных споров определенную специфику, а именно, оно осуществляется на двух уровнях: международно-правовом и гражданско-правовом.

Между тем, инвестиционные споры возникают толь­ко в процессе инвестиционной деятельности, что является основным отличием инвестиционных споров от гражданско- правовых. На практике внутригосударственный инвестици­онный спор — это ситуация, когда существует конфликт меж­ду национальными инвесторами или же конфликт между внутренним инвестором и его страной по тому или иному вопросу осуществления инвестиционной деятельности, ко­торый разрешается в соответствии с избранным сторонами правом. Однако с таким подходом нельзя полностью со­гласиться. Иными словами, это может привести к объеди­нению контрактного спора с инвестиционным, который по своей природе еще имеет и иностранный элемент. Более того, объединение контрактного спора с точки зрения эф­фективности не всегда оправдано. В случае если объединить контрактный спор с инвестиционным, «инвестор» не всегда может добиться желаемого результата через механизмы международного арбитража. По делу Salim против Jordan арбитры однозначно высказались, что при коммерческом характере спора исключается возможность разрешения по­следнего в рамках инвестиционного соглашения.

Отсутствие унифицированного определения инве­стиционного спора в текстах международных договоров и национальном законодательстве дает возможность сделать следующий вывод: термин «инвестиционный спор» имеет право на существование в национальных законодательствах. Это позволяет государству ограничить и утвердить пере­чень предмета споров, признаваемых «инвестиционными», а инвесторам установить четкое понимание и возможность оперативного применения популярных механизмов разре­шения инвестиционных споров.

Со своей стороны предлагаем:

— понимать под инвестиционным спором комплекс отношений с иностранным элементом в связи с наруше­нием положений национального законодательства об иностранных инвестициях; толкование или применение международного и двухсторонних инвестиционных согла­шений (договора о капиталовложении), участниками кото­рых являются Стороны, приняты и рассмотрены в МЦУИС и в международном арбитраже в соответствии с нормами международного права;

— исключить из понятия «инвестиционный спор» раз­ногласия, возникшие по денежным требованиям договоров поставки и оказания услуг резидента одного государства на территории другого; а также вопросы продления кредита, связанные с коммерческой деятельностью, в частности тор­говое финансирование, за исключением случаев, когда кре­дит предоставлен компанией, имеющей прямые и тесные связи с инвестором;

— для облегчения восприятия и с целью унификации понятия использовать в национальных законодательствах, в ДИС (договорах о поощрении и взаимной защите капи­таловложений) и в МИС словосочетание «инвестиционный спор».

Статья опубликована в Евразийском юридическом журнале № 2 (21) 2010

Одиннадцатый Арбитражный апелляционный суд

«Актуальные вопросы судебной практики разрешения инвестиционных споров в сфере недвижимости и банкротства застройщика»

20 января 2012 года в Одиннадцатом арбитражном апелляционном суде состоялся семинар на тему «Актуальные вопросы судебной практики разрешения инвестиционных споров в сфере недвижимости и банкротства застройщика».

В семинаре приняли участие Александр Ефанов, председатель Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда, Николай Новиков, председатель арбитражного суда Самарской области, судьи обоих судов, а также специалисты из ВЫСШЕГО АРБИТРАЖНОГО СУДА РФ – Роман Бевзенко, начальник управления частного права ВАС РФ, и Олег Зайцев, ведущий советник управления частного права ВАС РФ.

Инвестиционные споры судебная практика

Введите ваш e-mail:

Разрешение инвестиционных споров: государственный или арбитражный суд?

Как известно, Казахстан активно работает над привлечением инвестиций. Этому может свидетельствовать План нации — 100 конкретных шагов по реализации пяти институциональных реформ Президента Республики Казахстана, принятие Закона о ГЧП, Предпринимательского кодекса РК и другие.

«Аксином»: Переводческие услуги для юридического сообщества» »»

Одним из основных факторов для успешного привлечения инвестиций является стабильность судебной и арбитражной системы. Доклад «Doing Business in Kazakhstan» (ежегодное издание Группы Всемирного банка) за 2016 год отметил улучшение качества судебной системы по сравнению с предыдущим годом. В результате индекс нашей судебной системы вырос сразу на 1.5 пункта и составил 13.5 из возможных 18.

Разумным объяснением улучшения данных позиций на наш взгляд является принятие нового Гражданского процессуального кодекса (Кодекс), а также принятие Закона Об арбитраже (Закон). Фактически, новые редакции Кодекса и Закона позволяют взглянуть свежим взглядом на разрешение споров с участием инвесторов. Кодекс предусматривает отдельную подсудность для рассмотрения инвестиционных споров. Закон же в свою очередь объединил в себе 2 ныне утративших силу Законов О третейских судах и О международном арбитраже и предусмотрел в себе достаточно любопытные изменения.

Что такое инвестиционный спор?

Инвестиционным спором является спор, вытекающий из договорных обязательств между инвесторами и государственными органами. При этом, инвесторами являются физические и юридические лица, осуществляющие инвестиции[1] на территории Казахстана.

Как рассматривается инвестиционный спор судом?

С момента вступления в силу нового Кодекса, появилась специальная подсудность по рассмотрению инвестиционных споров в зависимости от вида инвестора.

На сегодняшний день, инвестиционные споры рассматриваются в Городском суде г. Астаны по общим правилам судопроизводства. Исключением из данных правил является рассмотрение споров специализированной коллегией Верховного суда Казахстана с участием крупного инвестора[2] (по правилам суда первой инстанции).

Порядок рассмотрения споров по правилам суда первой инстанции остается неизменным и предполагает рассмотрения дела в 2-х месячный срок единолично судьей. При этом вынесенное судом решение вступает в силу с момента его оглашения, а пересмотр может быть произведен в Верховном суде Казахстана в месячный срок при коллегиальном составе судей.

Как рассматривается инвестиционный спор в арбитраже?

На практике, когда между государством и инвестором заключается инвестиционный контракт, стороны, часто указывают специальную подсудность по разрешению споров. Обычно стороны намерены разрешать споры в арбитражах, причем предпочтение больше отдается зарубежным арбитражам, нежели местным.

Рассмотрение споров в арбитраже предполагает обязательное заключение соответствующего арбитражного соглашения. Данное соглашение должно содержать в себе наименование арбитража, количество и порядок назначения арбитров, порядок рассмотрения споров, порядок уведомления сторон и иные положения. Подробный порядок рассмотрения спора, как правило определяется регламентом того или иного арбитража .

На основании вышеуказанного соглашения, стороны могут подать исковое заявление в соответствующий арбитраж. Арбитраж в свою очередь обязан уведомить ответчика и всех заинтересованных сторон в указанные регламентом сроки. По результатам рассмотрения дела, арбитражом выносится арбитражное решение, которое в свою очередь не подлежит обжалованию по материальным основаниям. Решение должно исполняться добровольно. При этом, в случае его неисполнения в добровольном порядке существует механизм принудительного исполнения. Для этого истцу необходимо обратиться в государственный суд в целях его признания, приведения в исполнение и получение исполнительного листа. Исполнительный лист может быть передан судебным исполнителям на принудительное исполнение.

Различия в порядке рассмотрения дел в государственном суде и арбитраже

Итак, на сегодняшний день мы имеем три варианта разрешения инвестиционных споров: а именно в государственном суде, арбитраже в Казахстане или в арбитраже за рубежом. Предлагаем рассмотреть некоторые отличия в порядке рассмотрения арбитражного и судебного спора:

Специализированный суд для инвесторов: мнение экспертов

Инициатива создания специализированного суда для финансовых и инвестиционных споров стала главной темой круглого стола «Правовая защита инвестиций: инструменты разрешения споров». Эксперты рассуждали о механизмах защиты инвесторов, кого же таковыми считать и нужен ли им спецсуд. А в качестве успешного опыта приводили создание Суда по интеллектуальным правам и опыт казахстанских коллег.

Для чего нужен специализированный суд?

25 октября в здании Торгово-промышленной палаты прошел круглый стол, посвященный защите инвестиций. Мероприятие, организованное совместно с газетой «Экономика и жизнь» и Институтом развития гражданского законодательства, собрало инвесторов ученых, адвокатов и другие заинтересованные стороны.

Наталья Пекшева, эксперт фондового рынка, на правах представителя сообщества профессиональных инвесторов рассказала об идее создания специализированного суда для финансовых и инвестиционных споров. Она считает, что эту инициативу можно реализовать, ориентируясь на опыт формирования Суда по интеллектуальным правам. В качестве другого примера она привела специализированный инвестиционный суд, который с начала 2016 года функционирует в Казахстане. Главная предпосылка для формирования такого суда – потребность портфельных инвесторов быстро и на профессиональном языке разрешать все свои споры, подчеркнула спикер.

Вместе с тем в Казахстане предпосылок появления специальной подсудности по рассмотрению инвестиционных споров было гораздо больше, самая важная из них – вступление в силу нового процессуального кодекса. Сейчас инвестиционные споры рассматриваются в городском суде Астаны по общим правилам судопроизводства. Но есть исключение: процессы, которые связаны с участием крупного инвестор,а подсудны специализированной коллегии Верховного суда Казахстана, тоже по правилам суда первой инстанции. Такие дела рассматриваются в двухмесячный срок одним судьей. Решение по такому спору вступает в силу с момента его оглашения, а его пересмотр возможен коллегией Верховного суда Казахстана в течение одного месяца.

Поддержала идею Пекшевой о специализированном суде и Елена Постнова, руководитель управления правового обеспечения профессиональной деятельности на финансовых рынках ПАО «СПБ». По ее наблюдениям, судебные органы сейчас завалены «кредитными» делами и не могут сосредоточиться на кропотливом разбирательстве инвестиционных споров. Требует обобщения и сама практика по такой категории дел, чтобы инвестор мог оценить перспективу своего разбирательства. К слову, дать соответствующие разъяснения в ближайшее время обещал ВС (см. «Вячеслав Лебедев: ВС готовит постановление Пленума об иностранных инвесторах»). Постнова отметила, что суды нередко больше следят за соблюдением процессуальных норм, а не смотрят на суть спора: «Специализированный суд концентрировался бы на скором решении сложных задач. Тогда инвесторы будут понимать, что их права защищены».

Мария Ерохова, доцент кафедры гражданского права НИУ ВШЭ, назвала две главные составляющие при защите прав инвестора:

1) Нормативная основа: «Она у нас хорошая, только мы не всегда умеем ей пользоваться».

2) Независимый суд: «Нужно прилагать максимум усилий для выполнения этого принципа».

Она согласна с инициативой создания специализированных судов: «СИП, например, уже оправдал свое появление». В контексте этой темы эксперт затронула и вопрос развития института коллективных и групповых исков: «Пока он приживается тяжело, с 2009 года по каждому федеральному округу не больше 20 таких дел». Ерохова уверена, что в случае появления «суда для инвесторов» правовому сообществу придется учиться работать по групповым искам.

Важно было услышать и мнение тех, кто связан с венчурными инвестициями. Не секрет, что подобные вложения являются наиболее рисковыми, поэтому такие инвесторы хотят обеспечить своим деньгам максимальную защиту.

Искендер Нурбеков, заместитель директора по правовым вопросам и инициативам Фонда развития интернет-иницатив, считает, что рынку венчурных инвестиций нужен специализированный суд, при этом на первом этапе это может быть панель в третейском суде, а в будущем – судейский состав в специализированном государственном суде для инвесторов. Спикер подчеркнул, что любой спор должен рассматриваться с участием профессионалов, которые не являются юристами.

Елена Горемыкина, член объединенной юридической группы Российской ассоциации венчурного инвестирования, поддержала коллегу и отметила желание инвесторов видеть представителей бизнеса в суде: «На государственной платформе это нельзя реализовать». В то же время она не спорит с тем, что венчурные инвесторы должны иметь и на территории России эффективный механизм для разрешения споров, который составит альтернативу государственному.

Единого мнения у экспертов нет

Все присутствующие юристы отметили, что вопрос создания специализированных судов по рассмотрению финансовых и инвестиционных споров не раз поднимался в узком кругу экспертов. Но как подчеркнула Елена Авакян, советник АБ «ЕПАМ», у юридического сообщества нет консолидированного мнения по этой теме. Она выделила два главных вопроса, которые нужно разрешить, прежде чем пытаться создать такой суд: определиться, кого можно считать инветором и решить, в каких случаях спор подведомствен спецсуду. По ее мнению, важен и вопрос предполагаемого расположения такого суда: «Очень интересно было бы создать представительство на Дальнем Востоке».

По мнению Александра Молотникова, председателя правления Русско-Китайского юридического общества, доцента юрфака МГУ, развивать в первую очередь стоит альтернативное разбирательство – третейские суды: «Пример СИПа – позитивная и счастливая история для отечественной юриспруденции, но создание любой новой единицы в рамках судебной системы – это щепетильный вопрос». С тем, что альтернативной спецсуду может стать третейская система, согласен и Владимир Юрасов, управляющий партнер МКА «Юрасов, Ларин и партнеры». По его мнению, особенно актуальным это может стать для регионов, где обучить профессионального судью определенной специфике сложнее. «Но должен быть жесткий контроль, чтобы не функционировали карманные суды», – добавил он.

Антон Клячин, управляющий партнер юридической фирмы “Salomon Partners”, настаивал на том, что необходимо добиваться не создания спецсуда, а разделения судей по специализациям, поскольку один и тот же судья не может качественно и вдумчиво разрешать споры на разные темы. Однако он уверен, что выделение специализации может идти и без увеличения количества судов.

Одна из главных предпосылок, из-за которой хотят создать специализированный суд по финансовым и инвестиционным спорам, – это единообразие судебной практики. Инвестору тогда будет проще понимать всю специфику разрешения спорных моментов и прогнозировать примерный результат. Однако Михаил Шварц, доцент кафедры гражданского процесса юрфака СПбГУ, сказал, что такая предпосылка не должна быть самоцелью: «Порой она только вредит делу. Выстраивание судебной системы по принципу единства практики уничтожает творческое начало для первой инстанции».

«ЦБ нас поддержал, но он не может учредить суд»

После окончания мероприятия Пекшева поделилась с «Право.ru» своим мнением об итогах обсуждения. Эксперт призналась, что для нее стала открытием информация о том, что такая инициатива уже обсуждалась ранее в узких правовых кругах. Она подчеркнула, что сейчас достаточно денег, которые люди хотели бы инвестировать: «Следовательно, очень важна и защита таких вложений, чему специализированный суд только поможет».

Пекшева рассказала, что уже сделала ряд шагов для продвижения своей идеи: «Мне удалось заручиться поддержкой ЦБ, там мою идею одобряют. Проблема только в том, что этот орган не может учредить суд. Солидарны с инициативой создания специализированного суда и представители бизнес-среды».

Подводя своеобразный итог дискуссии, Татьяна Андреева, доцент кафедры гражданского процесса юрфака МГУ, напомнила, что идея создания СИП, в отличие от специализированного суда для финансовых и инвестиционных споров, обсуждалась очень давно – еще в 90-е годы, а реальной почвой для его появления стало принятие ч. 4 ГК. По словам Андреевой, для создания нового спецсуда важно для начала сформировать критерии тех дел, которые он сможет рассматривать, и заручиться поддержкой Верховного суда.

Евразийский юридический портал

Бесплатная юридическая консультация онлайн, помощь юриста и услуги адвоката

Проблемы формирования механизма разрешения инвестиционных споров в ЕАЭС (взгляд с «российского берега»)

Доронина Н. Г., Красноухова Е. А., Семилютина Н. Г.

Возможность объективного и справедливого разрешения споров между частным инвестором и государством составля­ет одну из важнейших гарантий, предоставляемых инвестору принимающим государством, а также один из факторов, обе­спечивающих формирование благоприятного инвестицион­ного климата. Государства, объединившиеся в Евразийский

Экономический Союз (ЕАЭС), заинтересованы в координации и гармо­низации регулирования правоотношений, возникающих в области регулирования перемещения капиталов. Такая гармонизация и/или коорди- нацинация должна способствовать формированию единого рынка капиталов на территории ЕАЭС, избегать ненужной иностранных и международных юрисдикционных ор­ганах.

Что касается регулирования привлечения капиталов, следует заметить, что иностранные инвесторы, как правило, стремились избежать подчинения национальной юрисдик­ции принимающего государства. В числе первых прецедентов «ухода» из-под юрисдикции принимающего капитал государ­ства упоминается дело фабрики Хорзов (Chorzow) 1922 года. Особенным в этом деле было то, что Международный суд в Га­аге принял к рассмотрению и вынес решение по иску частного лица — германского владельца фабрики на основании между- народного-правовых норм Версальских мирных соглашений, завершивших I Мировую войну. Решение было принято в пользу частного инвестора, чье имущество оказалось нацио­нализированным Польшей, к которой перешли территории, на которых находилась фабрика (Верхняя Силезия), которая после окончании войны перешла к Польше на основании Вер­сальских договоров.

Прецедентность «дела Хорзов», на которое иногда ссыла­ются до сих пор, состоит в том, что: во-первых, было признано право государства национализировать имущество иностран­ного частного лица; во-вторых, было признано право частного инвестора на получение компенсации за национализирован­ное имущество.

В качестве альтернативы государственным юрисдикци­онным органам в то время рассматривались органы междуна­родного коммерческого арбитража.

И здесь можно упомянуть еще об одном деле. Речь идет о споре, связанном с национализацией Россией английской зо­лотодобывающей компании Lena Goldfields (Лена Голдфилдс), который рассматривался в арбитражном суде в Лондоне на основании арбитражной оговорки о разрешении спора арби­тражем ad hoc и оказал большое влияние не только на разви­тие международного коммерческого арбитража за пределами СССР, но и на развитие системы разрешения внешнеэконо­мических споров в самом СССР, вызвав создание собственно­го внешнеторгового арбитража. Даже принятие уже после II Мировой войны Нью-Йоркской Конвенции ООН о признании и принудительном исполнении иностранных арбитражных решений 1958 г. не гарантировало частному инвестору прину­дительное исполнение решения, вынесенного против прини­мающего государства (как это было в деле Лена Гольдфилдс и позднее в деле Зюдельмайера или деле компании Нога).

Масштабная национализация иностранной собствен­ности, предпринятая развивающимися государствами в пер­вой половине 60-х гг., заставила международное сообщество задуматься о международном судебном механизме защиты прав инвесторов. Таковым стала Вашингтонская конвенция 1965 г., на основании которой был учрежден МЦУИС. МЦУ­ИС сочетал в себе преимущества и простоту международного коммерческого арбитража. В числе достоинств МКА обычно называют: возможность сторонам самим избирать арбитра для разрешения спора; относительная простота и неформаль­ность процедуры рассмотрения спора (например, возмож­ность представлять дело без адвоката); окончательность реше­ний, что избавляет стороны от длящихся годами процессов и таким образом сокращает расходы; наконец, относительная простота принудительного исполнения решений за рубежом. Сохраняя перечисленные выше преимущества МКА перед го­сударственными судами, МЦУИС добавляет к ним еще одно преимущество — обязательство государства признавать реше­ния МЦУИС и исполнять их, как если бы это было решение суда высшей инстанции принимающего государства (ст. 26 Вашингтонской конвенции). Такой подход способствовал ак­тивизации МЦУИС, со временем превратившегося в основной юрисдикционный орган для разрешения международных ин­вестиционных споров.

Переход к осуществлению экономических реформ в на­чале 90-х гг., начавшийся в СССР, а продолжившийся в Рос­сийской Федерации, и связанное с эти изменение отношения к вопросам привлечения капиталов, нашли отражения в ре­гулировании вопросов разрешения споров с участием ино­странных инвесторов. В частности, двусторонние соглашения о защите капиталовложений, заключавшиеся и СССР, и Рос­сийской Федерацией, включали в себя положения, опреде­лявшие порядок разрешения инвестиционных споров между инвестором и Договаривающимся государством, то есть госу­дарством — реципиентом инвестиций. Такие положения, как наследие «мрачного прошлого», когда рыночное мышление в Рос­сии только сформировалось. Необходимо привлечь к юридической борьбе лучших правоведов нашего государства. Если в Стокгольме арбитражный суд проигран полностью, то во Франции остается надежда выиграть кассацию. Теоретически исполнительный лист можно аннулировать. На мой взгляд, необходимо в кратчайшие сроки создать межведомственную комиссию под непосредствен­ным контролем Президента РФ. Требуется провести независимый анализ проделанной по линии Минфина работы с момента воз­никновения конфликта. Оценить шансы и любым способом попы­таться спасти ситуацию, то есть имидж России. Вовсе не обязатель­но забирать ведение этого юридического дела у той юридической фирмы, которую когда-то наняло Министерство финансов. Просто в государственных интересах необходимо поставить под контроль предлагаемой межведомственной комиссии всю юридическую де­ятельность по спору с фирмой «Нога» (см.: Кто отрубит «Ногу» // Российская газета. — 2002. — 7 июня). На самом деле, одной из при­чин конфликта с фирмой «Нога» стали просчеты при юридико- техническом оформлении отношений. Однако не было извлечено соответствующих уроков и не был проведен профессиональный анализ ситуации, поэтому дело оказало и продолжает оказывать негативное влияние на развитие последующих событий.

5 Российская Федерация подписала, но до сих пор не ратифициро­вала Вашингтонскую конвенцию об урегулировании инвестици­онных споров между инвестором и государством. Из государств ЕАЭС членами Вашингтонской конвенции являются Армения, Бе­лоруссия, Казахстан и Киргизия.

6 Содержание упомянутых выше двусторонних соглашений РФ первоначально определялось Постановлением Правительства РФ от 11 июня 1992 г. № 395 «О заключении соглашений меж­ду Правительством Российской Федерации и правительствами иностранных государств о поощрении и взаимной защите ка-

правило, предоставляли иностранному инвестору право выбо­ра: обращение в судебные органы по месту осуществления ка­питаловложения, обращение в третейский суд (коммерческий арбитраж) или обращение в МЦУИС в соответствии с поло­жениями Вашингтонской конвенции 1965 г. или Дополнитель­ного протокола к ней, если Договаривающееся государство не участвует в Вашингтонской конвенции.

Одной из особенностей соглашений времен СССР (на­пример, с Великобританией, Финляндией, Германией) было то, что в них предусматривалась возможность обращения в Арбитражный Институт Торговой палаты г. Стокгольма. Та­кая оговорка, содержавшаяся в действующем Договоре СССР с Федеративной Республикой Германией о содействии осу­ществлению и взаимной защите капиталовложений от 13 июня 1989 г., была использована для разрешения спора, воз­никшего между гражданином Зедельмайером и Российской Федерацией.

Рассматривая гипотетические варианты способов разре­шения инвестиционных споров, следует обратить внимание на то, что заключенные соглашения в большинстве своем не исключают, а предусматривают возможность обращения к судам государства, в которое осуществляется инвестирование капитала. Это делает актуальным рассмотрение вопроса о практике национальных судов государств ЕАЭС и в части, ка­сающейся механизмов разрешения инвестиционных споров, российская практика отличается определенными особенно­стями.

Особенности российской практики разрешения инвестици­онных споров

Определение категории «инвестиционный спор» как ги­потетического предмета возможной процедуры разрешения споров между инвестором и принимающим государством является важной задачей. Следует обратить внимание на то, что авторы Вашингтонской конвенции 1965 г. отказавшись от определения данной категории, тем самым возложили на на­ционального законодателя решение данной проблемы.

Особенностью российского законодательства, в опреде­ленной степени усложняющей понимание категории «инве­стиционный спор» является сохранение своего рода «двойных стандартов» в определении категории инвестиции, инвести­ционный спор. Такая двойственность является следствием на­личия двух законов, касающихся регулирования инвестиций: Федерального закона от 25 февраля 1999 г. № 39-ФЗ «Об инве­стиционной деятельности в Российской Федерации, осущест­вляемой в форме капитальных вложений» (далее — Закон об инвестиционной деятельности) и Федерального закона от 9 июля 1999 г. № 160-ФЗ «Об иностранных инвестициях на тер­ритории Российской Федерации» (далее — Закон об иностран­ных инвестициях). Наличие двух самостоятельных правовых актов в определенной степени предопределяет различия в практике разрешения споров.

Само по себе наличие различных актов, различного ре­гулирования для национальных и иностранных инвесторов не является чем-то необычным для практики регулирования капиталовложений. В ряде случаев специальная норма, каса­ющаяся иностранного инвестора, может оказаться оправдан­ной, например, для предоставления иностранному инвестору дополнительных гарантий, либо — наоборот, для обеспечения защиты интересов принимающего государства, когда огра­ничение доступа иностранных инвесторов на национальный рынок устанавливается в целях национальной безопасности (такая мера применяется в США). Однако при наличии разли­чий в регулировании национальных и иностранных инвести­ций законодатель, как правило, старается исходить из единого понимания категории капиталовложение, во всех случаях по­нимая его как единое понятие, применяемое и в отношении национального субъекта права, и в отношении иностранного лица.

В Российской Федерации категория «инвестиционные споры» была впервые определена в Законе РСФСР от 4 июля 1991 г. № 1545-1 «Об иностранных инвестициях в РСФСР» (За­кон 1991 г.), и подход к регулированию иностранных инвести­ций соответствовал стремлению проведения политики «от­крытых дверей и «тотальной либерализации» регулирования.

Такой подход характеризуется отсутствием четко сформули­рованного в законодательстве определения категории «инве­стиции». Современное определение основывается на перечис­лении видов активов, в которые могут быть вложены средства инвесторов. Следствием такого подхода стали определенные противоречия, которые оказали негативное влияние на защи­ту российских интересов, в том числе в зарубежных и между­народных судах. Как следует из Закона 1991 г., по существу оказываются приравненными друг к другу разные категории субъектов: частные лица, государства и международные орга­низации. Такой подход некорректен с точки зрения определе­ния порядка разрешения споров при имеющихся различиях в процессуальных возможностях этих субъектов (например, государство является носителем судебного иммунитета, а част­ное лицо — нет).

Существенно затрудняет корректное понимание катего­рии «инвестиции» широта определения того, что может счи­таться инвестированием капитала. Законодатель последовал принятому в то время в международной практике подходу, состоявшему в стремлении дать весьма широкий перечень имущества, которое могло бы считаться инвестициями. Такой подход способствует максимальному облегчению иностранно­му инвестору защиты своих прав уже на стадии доказывания своего статуса инвестора. Понимая под инвестиционными, «в том числе споры по вопросам размера, условий или по­рядка выплаты компенсации» Закон 1991 г. уточнил то, что «споры иностранных инвесторов и предприятий с иностран­ными инвестициями с государственными органами РСФСР, предприятиями, общественными организациями и другими юридическими лицами РСФСР, споры между инвесторами и предприятиями с иностранными инвестициями по вопросам, связанным с их хозяйственной деятельностью, а также споры между участниками.

Федеральный закон от 09.07.1999 № 160-ФЗ «Об иностран­ных инвестициях в Российской Федерации» (Закон 1999 г.), заменивший Закон 1991 г., тем не менее, сохранил подход к определению категории «иностранная инвестиция», состоя­щий в максимально широком перечне способов инвестирова­ния капитала. Существующий одновременно с Законом 1999 г. Федеральный закон от 25.02.1999 № 39-ФЗ «Об инвестици­онной деятельности в Российской Федерации, осуществляе­мой в форме капитальных вложений» (Закон об инвестици­онной деятельности) определяет инвестиции как «денежные средства, ценные бумаги, иное имущество, в том числе иму­щественные права, иные права, имеющие денежную оценку, вкладываемые в объекты предпринимательской и (или) иной деятельности в целях получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта».

Таким образом, схожие по своей природе отношения ре­гулируются двумя различными по структуре и содержанию законодательными актами. Формальное отсутствие единого определения в законодательстве категории «инвестиции», ус­ложняют судебную практику. При этом специальные право­вые акты, регулирующие инвестиционную деятельность (как Закон 1999 г., так и Закон об инвестиционной деятельности) в практике российских судов применяются, как правило, в це­лях обоснования применения иных законодательных актов, которые необходимы для разрешения спорной ситуации, на­пример, в связи с применением налогового законодательства.

Согласно пп. 4 п. 3 ст. 39 Налогового кодекса РФ, передача имущества, если такая передача носит инвестиционный ха­рактер, не признается реализацией товаров, работ или услуг. При этом налогоплательщики исчисляют налоговую базу по налогу на прибыль по итогам каждого отчетного (налогового) периода на основе данных налогового учета (ст. 313 Налогово­го кодекса РФ).

В Арбитражном суде Московской области был рассмо­трен спор, в котором рассматривались вопросы налогового учета передачи прав по инвестиционному контракту (дело № А41-11221/2013). Инспекция Федеральной налоговой службы обратилась в арбитражный суд с заявлением к налогоплатель­щику о взыскании суммы доначисленных налогов и пеней, а также штрафа, предусмотренного п. 1 ст. 122 Налогового ко­декса РФ. Суд установил, что налогоплательщиком являлась сторона инвестиционного контракта, предметом которого было строительство объектов недвижимости жилищного назначения. В качестве оплаты по договору подряда, пред­усматривавшего выполнение подрядчиком ремонтно-строи­тельных работ в жилых помещениях, строившихся в рамках инвестиционного контракта, налогоплательщик заключил с подрядчиком договор уступки инвестиционной доли для дальнейшего получения подрядчиком в собственность ча­сти жилых помещений. Налоговая инспекция настаивала на удовлетворении заявленных требований, мотивируя их тем, что налогоплательщик передал подрядчику не инвестицион­ные права по договору, а имущественные права на квадратные метры в домах-новостройках, что привело к занижению на­логоплательщиком дохода на сумму, составившую стоимость реализованных имущественных прав на квадратные метры в домах-новостройках.

При рассмотрении спора суд исходил из того, что де­ятельность налогоплательщика в рамках инвестиционного контракта является инвестиционной в силу ст. 1 Закона об ин­вестиционной деятельности, поскольку налогоплательщиком внесен вклад в инвестиционный контракт в виде прав аренды на земельный участок. Следовательно, и отношения учрежде­ния здравоохранения с третьими лицами по передаче иму­щественного права, принадлежащего налогоплательщику по инвестиционному контракту, также носят инвестиционный характер.

Суд пришел к выводу, что отношения между налогопла­тельщиком и подрядчиком по спорному договору носят ин­вестиционный характер и не свидетельствуют о реализации товаров (работ, услуг), имущественных прав, в связи с чем от­казал в удовлетворении требований налоговой инспекции о взыскании с налогоплательщика недоимки по налогу на при­быль. Таким образом, при рассмотрении описанного выше дела суды исходили из следующих предпосылок для оценки отношений как инвестиционных: 1) наличие инвестиционного вклада (в данном споре — права аренды на земельный участок); 2) приобретаемые в результате заключения инвестиционно­го договора права не носят вещного характера. Для правовой квалификации имело значение признание факта отчуждения прав аренды на земельный участок по инвестиционному кон­тракту. В противном случае учреждение не могло бы приобре­сти инвестиционные права по договору, и как следствие, пере­дать их по договору уступки права требования, что позволило бы налоговой инспекции обоснованно взыскать недоимку по налогу на прибыль.

В другом споре (дело № А40-149653/2015) арбитражным судом Москвы были удовлетворены требования истца об обя­зании ответчика подписать акт о результатах реализации ин­вестиционного проекта. Судебная практика свидетельствовала о том, что единственным надлежащим способом защиты прав в рамках инвестиционного контракта является иск о понужде­нии к подписанию акта.

Рассматривая кассационную жалобу на решение суд пер­вой инстанции и суда апелляционной инстанции, суд касса­ционной инстанции сослался на Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ № 1276/13 от 04.06.2013 г. (дело «Ремонтник»). Следует отметить, что в указанном По­становлении правовая позиция суда была основана на ст. 24.2 Федерального закона от 21.07.1997 № 122-ФЗ «О государствен­ной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», согласно которой объект инвестиционной деятельно­сти, строительство которого осуществляется с привлечением внебюджетных источников финансирования на земельном участке, находящемся в государственной или муниципальной собственности, по договору, заключенному с органом государ­ственной власти, органом местного самоуправления, государ­ственным или муниципальным учреждением либо унитар­ным предприятием до 01.01.2011 г. и предусматривающему распределение площади соответствующего объекта инвести­ционной деятельности между сторонами данного договора, признается долевой собственностью сторон данного договора до момента государственной регистрации права собственно­сти на этот объект. Президиум пришел к выводу, что уклоне­ние стороны инвестиционного контракта, в котором участвует публично-правовое образование, от подписания акта о реали­зации инвестиционного проекта представляет собой неиспол­нение договорного обязательства, препятствующее другим его участникам оформить права на объект, созданный на их сред­ства, поэтому иск о понуждении исполнения этого обязатель­ства является надлежащим способом защиты их нарушенных прав.

В деле № А40-131958/2015 арбитражный суд Москвы отка­зал в удовлетворении первоначального и встречного исков об обязании ответчика подписать акт о результатах частичной ре­ализации инвестиционного контракта. Суд пришел к выводу, что инвестиционный контракт является договором о совмест­ной деятельности и в соответствии с п. 2 ст. 1050 ГК РФ раздел имущества, находящегося в общей собственности товарищей, и возникших у них общих прав требования осуществляется в порядке, установленном ст. 252 ГК РФ, предусматривающей раздел находящегося в долевой собственности имущества между участниками по взаимному соглашению. Суд указал, что он не вправе обязать сторону подписать акт, содержащий меру ответственности одной из сторон, без ее согласия. Таким образом, требование об обязании подписать акт о результатах реализации инвестиционного контракта, судом было призна­но ненадлежащим способом защиты. При этом ни в одном из Постановлений Пленума ВАС РФ и последующих Постанов­лениях Пленума ВС РФ не указано, какой их способов защиты прав инвестора в рамках инвестиционного контракта является надлежащим.

В рамках дела № А40-36915/2011 были рассмотрены ис­ковые требования инвестора о признании договора аренды не действительным и выселении из занимаемых помещений. Требования истец мотивировал тем, что 15.06.2004 г. между ним и Правительством г. Москвы был заключен инвестици­онный контракт, предметом которого является реализация инвестиционного проекта по строительству транспортно-пе­ресадочного узла; в качестве соинвестора был привлечен 1-й ответчик. Истец указал, что строительство завершено, что акт о реализации инвестиционного контракта не подписан, по­мещения ТПУ «Планерная» между участниками инвестици­онной деятельности не распределены, право собственности на объект в установленном ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» порядке не зарегистрировано. В помещениях располагаются различные организации и индивидуальные предприниматели, в том чис­ле, ответчики, которые осуществляют по указанному адресу торговлю товарами народного потребления. По мнению ист­ца, обжалуемые договоры аренды, заключенные между 1-ым ответчиком и остальными ответчиками, являются недействи­тельными (ничтожными) сделками, поскольку не соответству­ют требованиям ст.ст. 219, 247 и 608 ГК РФ.

Постановлением Федерального арбитражного суда Мо­сковского округа от 24.02.2012 г. отменены постановления Девятого Арбитражного апелляционного суда от 05.12.2011 г. и решение Арбитражного суда г. Москвы от 21.10.2011 г. по делу №А40-36915/2011, которым отказано в удовлетворе­нии исковых требований. При повторном рассмотрении иск удовлетворен. Судебные акты мотивированы установлением режима долевой собственности у участников инвестиционных отношений и невозможностью индивидуального распоряже­ния имуществом одним из инвесторов путем передачи его в аренду без согласия других участников долевой собственности в отсутствие регистрации права собственности на созданный объект недвижимости.

Впоследствии решение Арбитражного суда города Мо­сквы от 07.02.2013 г. отменено по новым обстоятельствам. Суд первой инстанции применил к отношениям сторон — участ­ников инвестиционной деятельности положения ГК РФ о долевой собственности, что явилось основанием для вывода о возможности распоряжения недвижимым имуществом путем передачи его в аренду третьим лицам исключительно с согласия всех участников долевой собственности, а приве­денные ответчиком постановления ВАС РФ определили не­возможность применения к отношениям по поводу объекта инвестиционной деятельности режима долевой собственно­сти в отсутствие государственной регистрации права на него, то суд первой инстанции правомерно пришел к выводу о на­личии оснований для пересмотра судебного акта по новым обстоятельствам.

Примечательно, что производство по делу № А40- 36915/2011 было прекращено в связи с отказом от исковых требований. Однако это не свидетельствует о том, что про­блема защиты прав инвестора в отсутствии государственной регистрации прав на объект инвестиций при его фактическом, физическом существовании, отсутствует.

Приведенные выше дела являются всего лишь частью того, что рассматривается российскими судами помимо спо­ров о расторжении инвестиционных договоров, взыскании ин­вестиционных взносов, споров, связанных с участием инвесто­ров на рынке ценных бумаг.

Принятое ВАС РФ Постановление от 11.07.2011 г. № 54 «О некоторых вопросах разрешения споров, возникающих из до­говоров по поводу недвижимости, которая будет создана или приобретена в будущем» содержит разъяснение, согласно ко­торому при разрешении споров, связанных с инвестиционной деятельностью, судам следует следовать правилам одной из глав 30, 37, 55, (см п. 4 Постановления). Судам разъяснено, что они обязаны определять правовую природу спорных отноше­ний, вытекающих из договоров, связанных с инвестиционной деятельностью в сфере финансирования строительства или ре­конструкции объектов недвижимости, и квалифицировать их с применением норм ГК РФ о договорах купли-продажи, под­ряда, простого товарищества и т.д. Отказывая в признании за инвестором первичного права собственности на объекты стро­ительства, ВАС РФ тем самым исключил из системы исков, по­даваемых инвестором в защиту своих прав по инвестиционно­му договору, широко применявшийся вещно-правовой иск о признании права собственности на объект строительства.

Представляется невозможным отрицать тот факт, что рассмотренные выше споры имеют особый характер, посколь­ку лицо, вступая в инвестиционные отношения, предполагает получение результата от вложенных средств, что отличает ин­вестиционные договоры от других видов договора. Экономи­ческую и социальную значимость инвестиционных процессов нельзя недооценивать, и это обуславливает необходимость особого правового подхода к рассмотрению споров между участниками инвестиционной деятельности.

Перспективы развития механизмов разрешения инвестици­онных споров в ЕАЭС

Приведенный выше анализ судебной практики пока­зал, что, имея общую экономическую природу, состоящую в осуществлении вложения капитала в целях последующего извлечения дохода, инвестиционные правоотношения могут облекаться в различную правовую форму. Применение спе­циальных законов об инвестициях (как Закона 1999 г., так и За­кона об инвестиционной деятельности) носит в значительной степени прикладной характер. При этом наличие двух законо­дательных актов, регулирующих «внутренние» и иностранные инвестиции осложняет применение законодательства о пред­принимательской деятельности.

Наличие иностранного элемента, рассматриваемого в качестве правового основания регулирования деятельности национальных и иностранных инвесторов посредством раз­личных правовых актов, является важным, но не определяю­щим в части регулирования инвестиций. Особенности поряд­ка разрешения инвестиционных споров составляют одну из особенностей правового режима иностранных инвестиций. При этом порядок разрешения инвестиционных споров мо­жет регулироваться не только специальными национальными актами об иностранных инвестициях, но и нормами междуна­родных договоров.

В современных российских условиях вопрос международ­ного регулирования иностранных капиталовложений рассма­тривается в отрыве от содержания регулирования внутренних (национальных инвестиций). Возникающий разрыв между регулированием инвестиций отечественных и иностранных затрудняет проведение государственной политики — как вну­тренней, экономической, так и внешней. Представляется, что формирование благоприятного инвестиционного климата должно происходить для всех инвесторов, и национальных и иностранных. В качестве инструментов формирования благо­приятного инвестиционного климата надлежит рассматри­вать как международные (много- и двусторонние) соглашения (договоры), так и национальное законодательство.

Для обеспечения такого рода единения представляется необходимым рассматривать в комплексе проблему модер­низации национального законодательства и международных соглашений. Одним из элементов соглашений о защите капи­таловложений является условие о страховании инвестицион­ных рисков. Механизм страхования от политических рисков является важным элементов защиты прав инвестора, особенно если принять во внимание то обстоятельство, что следствием принятие судебного решения в пользу частного инвестора не всегда становится выплата компенсации.

В целях поощрения экспорта частного капитала, соста­вившего впоследствии основу внешнеэкономической экс­пансии США, была учреждена Корпорация по частным ка­питаловложениям (Overseas Private Investment Corporation — OPIC). В случае нарушения прав инвестора, экспроприации собственности инвестора, инвестору США выплачивается компенсация, а к государственной корпорации OPIC пере­ходят все права требования в силу принципа суброгации по договору страхования. Особенностью OPIC является крайняя политизированность ее действий: чтобы получить страхова­ние от инвестиционных рисков, инвестор должен размещать капитал в государствах, политику которых одобряет США (требование, чтобы страна, в которую инвестируется капи­тал, проводила демократические преобразования и соответ­ствовала иным критериям не всегда экономического характе­ра). Все это может превращать страхование инвестиционных рисков в инструмент политического давления на принимаю­щее государство. По образу OPIC в иных странах стали фор­мироваться подобные организации. В частности, в Японии было учреждено агентство по страхованию экспорта и инве­стиций — NEXI (Nippon Export Investment Insurance). В Гер­мании страхование инвестиционных рисков было передано нескольким частным страховщикам — PriceWaterhouseCopers Aktiengeselschaft, Wirtschaftsprufungsgeselschaft и Euler Hermes Deutschland A G .

В конце 2009 г. в рамках разработки и реализации про­граммы поддержки экспорта с России в 2011 г. Российское агентство по страхованию экспортных кредитов и инвестиций (ЭКСАР) создано в конце 2011 г. Обеспечение эффективного взаимодействия и координации между регулированием режи­мов, предоставляемых внутренним (национальным) и внеш­ним (иностранным) инвесторам является важным условием формирования благоприятного инвестиционного климата. В этом случае представляется уместным говорить не только об инвестиционном климате на территории России, но и на тер­ритории государств, входящих в ЕАЭС. Представляется, что проблемой формирования благоприятного климата в ЕАЭС является то, что сформировавшееся к настоящему времени в Договоре о ЕАЭС регулирование не отражает особенностей и тенденций периода пост-глобализации и окончания действия Вашингтонского консенсуса.

Пересмотр рядом государств двусторонних договоров о защите капиталовложений (в частности, речь идет о Модель­ном договоре о защите капиталовложений, текст которого был утвержден Правительством Индии в 2015 г., а также о пе­реговорах по выработке двустороннего соглашения о защите капиталовложений, которые ведут в настоящее время Китай и США) мог бы быть принят во внимание при совершенствова­нии режима регулирования в ЕАЭС. По существу, речь идет о поисках нового баланса интересов государства — экспортера капиталов и государства — реципиента инвестиций. То, что страны, прежде выступавшие реципиентами, стали формули­ровать позиции, в большей степени отвечающие своим наци­ональным интересам, заслуживает внимания, а их опыт — за­имствования.

Формирование справедливого механизма разрешения споров между принимающим государством и инвестором яв­ляется одним из элементов координации политики государств ЕАЭС. Поливариантность инструментов разрешения споров должна оцениваться в качестве условия формирования благо­приятного инвестиционного климата. Координацию нацио­нальной правоприменительной практики государств членов ЕАЭС необходимо рассматривать в качестве одного из первых элементов в системе такой координации. В таком варианте формирование механизма обмена информацией о практике разрешения инвестиционных споров в ЕАЭС могло бы стать начальным шагом для последующей координации, как в части гармонизации законодательства, так и в части практики раз­решения споров.